Виталий Останин - Князь Благовещенский [litres]

– Есть одна зацепка, – подал голос один из замов начальника. Голос у него был хриплым, про такой еще говорят – прокуренный. – Один из моих людей может знать, где лежка у триады.

– Так чего мы еще не там? – ощутив азарт охотничьего пса, вскинулся я.

Жандарм замялся. Он уже явно сожалел, что открыл рот при начальстве, но дороги назад не было.

– Не уговорили еще, – вытолкнул он фразу. С таким видом, будто избавился от завтрака.

– Чего? Кого не уговорили?

Жандармы переглянулись. Все четверо, даже начальник управы! И на меня не смотрели, словно я исчез в одночасье. Вопрос внутренней кухни, к бабке не ходи! Какие-то сложности, выносить которые на суд посторонних было совсем не с руки. Но обстоятельства перевесили тяжесть круговой корпоративной поруки.

– Самойлова, – как старший, ответил за всех Федор Георгиевич, – Вячеслава Антоновича сын.

Таким тоном, будто мне сразу должно было все сделаться понятно. То есть кое-что я понял: некий подчиненный Фочина – Самойлов – был норовистым и своенравным сукиным сыном. И сыном местной шишки, раз его закидоны терпели.

– Того Самойлова? – сыграв понимание, спросил я.

Четверо жандармов синхронно кивнули. Того, мол, самого. Кого же еще!

Важно покачав головой, что на языке жестов чиновничьего сословия означало примерно «как же, как же, его я помню!», задал следующий вопрос:

– И что же с ним не так? Почему его уговаривать нужно?

Слава русскому языку, самому, на мой взгляд, могучему инструменту на земле по части намеков и недоговорок. Умеющий им пользоваться может часами вести разговор на тему, в которой не смыслит ничего. Да и потом – мог обер-секретарь о чем-то запамятовать? Мог! Без Самойловых, знаете ли, хватает информации!

Силовики вновь переглянулись. Для меня это было как текстовые сообщения «Кто будет говорить?» и «Что же ему теперь, все рассказывать?». Когда обмен данными закончился, заговорил Фочин:

– Вы, должно быть, пропустили эту историю, Игорь Сергеевич. С Самойловыми. Там скандал на всю столицу гремел, но больше, конечно, в светской направленности. Пару лет назад.

– Похоже, пропустил, – пожал я плечами. Всем своим видом демонстрируя, насколько не играют роли для заместителя князя светские сплетни. – Что там такое?

– Глеб Самойлов хотел девицу без дара и рода в семью ввести. Влюбился – мальчишка! Отец воспротивился – род-то их древний – и изгнал наследника из семьи. До тех пор, пока тот не образумится. Ну а сын в него – яблоко, как говорится, от яблоньки. Тоже упрямый. Женился на девице, отдельно жить стал. Да еще и в жандармерию бумаги подал – примите, мол, на службу следователем. Явно в пику отцу. Князь, неофициально, велел брать. Да я и сам рад был, если честно. Следователей недокомплект, а с даром так и вовсе никого! Только дэберы, но те больше по части ломать, не разговаривать.

– Кто? – автоматически отреагировал я на неизвестное слово. И тут же обозвал себя последними словами. Наверняка ведь известный всем термин!

– Дружина быстрого реагирования, – без удивления моей неосведомленностью отозвался зам Фочина. – Мы между собой их дэберами зовем.

– А, эти! Так и что там с Самойловым дальше?

– А ничего. Служит уже два года. Точнее, служил. Как раз по международной теме работал, с триадой плотно общался. Я уже думал ему старшего следователя давать, как он сорвался и на задержании покрошил в фарш трех человек.

– В смысле?

Ничего себе у них мажоры развлекаются! Трех человек! Я вспомнил пробивающего рукой грудные клетки Мишико и подумал, что оборот «покрошил в фарш» вряд ли является образным преувеличением.

Фочин бросил взгляд на говорливого зама, едва заметно кивнул ему. Рассказывай, мол, твой человек. Тот едва заметно вздохнул и заговорил фразами короткими и обрывистыми. И, кажется, злыми.

– Сорвался. Бывает такое у следователей. Баба там была и дите новорожденное. На цепи. И этих – трое.

– Андрей Евгеньевич! – одернул его Фочин, видя, что доклад заместителя выходит не совсем понятным. – Извольте толком говорить!

– Виноват! – тут же собрался жандарм. Речь его тут же изменилась с человеческой на казенную и потекла гладкой речкой: – Следователь Самойлов вел дело о похищении людей с мирским даром. Два месяца назад в ходе расследования он вышел на след группы лиц, ответственных за это. Точнее сказать, на местную ячейку преступной организации, которая занимается похищением людей с даром, преимущественно женщин. Похищенных использовали…

Здесь жандарм на пару секунд замялся, стройный его канцелярит не мог подобрать верного слова. На помощь ему тут же пришел Фочин, буркнувший вполголоса:

– Как маток.

– С целью получения от них детей с даром, которых потом продавали в преступные сообщества по всему миру, – тут же закончил фразу заместитель. – Самойлов выехал на задержание самостоятельно, не уведомив о том руководство. Оказавшись на месте, где содержалась одна из похищенных и ее новорожденный ребенок, а также трое похитителей, он, по неустановленным причинам, устроил самосуд. А именно – применив боярский дар со смертельным исходом для всех троих подозреваемых. После чего доставил женщину, находящуюся в бессознательном состоянии, вместе с ребенком в целительский центр «Лоза». А затем самостоятельно прибыл в управление, признался в намеренном убийстве подозреваемых и был задержан. С тех пор находится в камере и ждет суда. Никаких пояснений о происшествии не дает. На контакт не идет, ни с кем не общается. Дело-то мы закрыли, да и похищений больше не было, но вот…

Жандарм развел руками, завершая фразу. Он был на стороне этого Глеба Самойлова, без вариантов. И сожалел, что хорошего человека, раз оступившегося – а кто бы тут не оступился? – приходится держать в камере. И не собирался этого скрывать, хоть и прятал свои эмоции за чиновничьими формулировками.

– М-да… – протянул я после некоторой паузы. История диковатая: преступная организация, похищения женщин, продажа детей с даром, слетевший с катушек следователь-маг. Вот тебе и тихий провинциальный Благовещенск! Хотя чего я ждал? Это в моем мире он – провинциальный областной центр, где жизнь течет гладко и размеренно. Здесь Благовещенск – столица! Граница, торговля с другими странами, преступность соответственно. И все без оглядки на федеральный центр.

– Я с ним сегодня пытался поговорить, – продолжил жандарм, вновь сменивший обороты чиновника на людскую речь. – Он ведь точно знает, как на триаду выйти. Но – нет! Сидит истуканом, на стену смотрит и молчит.

Что-то в этой истории с Самойловым мне не нравилось. С чего бы следаку мочить преступников, а потом сдаваться своим? Ну, психанул, допустим, ребенка увидев, сорвался. Грохнул злодеев. Замел бы следы, да и вся недолга! А спасенная женщина, даже если и видела чего, из благодарности поддержала бы любую его историю! Определенно что-то не так тут. С другой стороны – оно мне надо? Меня другое должно интересовать.