Мария Дахвана Хэдли - Хищная птица [litres]

– Я все равно что мертвец, – говорит он, не сводя с меня пристального взгляда. – Я не трогаю Магонию, а Магония не трогает меня.

Так просто я не сдамся.

– Я же не прошу вас ВСТРЕТИТЬСЯ с Заль, – говорю. – Я прошу вас научить меня своей песне.

– Чтобы ты смогла убить родную мать? – говорит Хор. – Она ведь приходится тебе матерью, не так ли?

Повисает пауза. Что тут скажешь? Да, я хочу убить ее. Да, жажду возмездия. Любой на моем месте чувствовал бы себя так же. Ничто не заставит меня забыть, что Заль – убийца и диктатор: ни наше родство, ни ее трудная судьба.

– Я не желаю, чтобы она пала от твоей руки. Не желаю войны и гибели всего живого. Я не предвидел, что проживу так долго и буду наблюдать, как разламывается небосвод и умирают шквальные киты, как море пропитывается ядом и таят ледники. В небе полным полно дыр.

Весперс порхает по каюте, бормоча голосом диктора о страшном урагане, унесшем тысячи жизней и разворотившем половину какого-то острова. Внутри у меня все сжимается.

– Вы знаете, кто за этим стоит! – говорю я. – Как вы можете сидеть сложа руки? Заль украла нашу с Кару песню и обрушивает на землю катаклизмы. Она держит мою птицу сердца взаперти, а ее крестовый поход кончится тем, что все мы умрем. Неужели вам надоело жить?

Хор уходит.

– Я могу сделать мир лучше! – кричу я ему в спину.

Он поворачивается, поблескивая своими золотыми глазами.

– А вдруг ты передумаешь? – говорит он. – Ты же в конце концов ее дочь.

– Мы с ней разные. Я стараюсь творить добро.

Много ли правды в этих словах? Больше всего на свете я хочу вернуть Илай, освободить Кару и отомстить Заль. Сколько еще страданий она причинит магонцам, рострам и людям, если ее не остановить? Я обязана помешать ей.

Дело даже не в том, чего я хочу. Я ОБЯЗАНА ее убить.

К тому же мне хочется доказать Джейсону, что мне не нужна его опека, что я способна за себя постоять. Что у меня и без любви хватит сил одолеть Заль. То же самое не помешало бы усвоить и Даю. Они оба врали мне, оба притворялись, что любят.

Не забываю я и о Хейуорд. Она погибла по моей вине. По вине каждого из нас .

Вот бы броситься в омут с головой – спеть такую песню, которая порвет мою мать в клочья… Говорят, порой, чтобы восстановить баланс, без разрушения не обойтись. Надо использовать ее же тактику против нее самой. Моя песня должна обладать еще большей разрушительной силой, чем песня Заль. Я должна ее превзойти.

Посмотрев на меня, Хор вздыхает.

– Что ж, пой, – говорит он. – Найдешь ли ты нужную песню в своем сердце?

– Если вы еще не поняли, эта песня мне не знакома, – говорю я, теряя последнее терпение. – ИНАЧЕ Я БЫ НЕ ПРОСИЛА ВАС МЕНЯ ЕЙ НАУЧИТЬ.

Постучав по моей грудной клетке, Хор подзывает Весперс.

Мамочки! На такое я не подписывалась…

Дверца отворяется, и мышь залетает мне в легкое.

Уж лучше тараканы в голове, чем летучая мышь в легком! Ощущение такое, будто кусок попал не в то горло, будто я наглоталась бензина и у меня в груди наступил конец света. Маленький местный апокалипсис. Когда Милект забрался мне в рот и карабкался по горлу, было и то приятнее. Нет, мы друг другу явно не подходим! Я чувствую, что для мышки наше соседство так же невыносимо, как и для меня. Что будет дальше? Неужели она повиснет у меня в легком вниз головой?

– Ты хотела научиться моей песне, – напоминает Хор. – Для этого нужен второй канур. Не волнуйся, привыкнешь. Она знает, как с тобой петь.

Нервно сглотнув, я пытаюсь расслабиться, насколько это возможно в сложившихся обстоятельствах.

И вот мы с Весперс начинаем петь – точнее, она начинает бесшумно вибрировать, а я пытаюсь вплести свой голос в ее странную песню. Вибрации отдаются по всей грудной клетке, и я чувствую себя гитарной струной.

Хор умеет управлять тысячами птиц. Я выглядываю за борт, ожидая увидеть хотя бы стайку воробьев, но мимо пролетает одна единственная чайка и, смерив меня мрачным взглядом, двигается дальше.

– Поднапрягись, – говорит он. – Эта песня отличается от всего, что ты пела прежде.

Мне некогда ждать – хочу срезать путь! Я всю жизнь выезжала за счет горстки фактов, создававших иллюзию эрудиции.

– И что же в ней особенного?

– Сейчас ты поешь только о небе, – говорит Хор, – а моя песня впитала в себя и небо, и землю. Ты берешь только магонские ноты – ноты, которым тебя научила Заль. Не мудрено, что песня не хочет перед тобой раскрываться. Она требует… чистоты.

Хор напевает отрывок мелодии, и над нашими головами взмывают тысячи воробьев, слагая в небе изящные контуры слова, которое скоро начнет вызывать у меня аллергию:

ИСТИНА

Они надо мной издеваются, да? Что это за мир такой, где даже птицы навязывают тебе изречения с поздравительных открыток, которые ты не пошлешь и злейшему врагу? Куда подевались циничность, сарказм и здоровое недоверие к романтическим жестам?

Минуточку… требует чистоты ?

Не может быть…

Негодование смешивается со стыдом. Какая банальность! А не пошел бы он куда подальше! Я в таком бешенстве, что того и гляди воспарю над палубой. Девушкам запудривали мозги этой чушью испокон веков, со времен единорогов и бла-бла-бла…

– Эту песню может петь только девственница?

Судя по выражению лица Хора, я все не так поняла.

– Что такое «девственница»?

– Это девушка, которая ни разу…

Что-то мне не особенно хочется делиться подробностями своей личной жизни со стариком, путешествующим по небу на прозрачном корабле.

Он смотрит на меня, и его взгляд напоминает о дорогих мне людях, о жизни на земле.

– А, понятно, – произносит он. – Нет, я говорил не об этом. Чтобы петь со стаей кануров, нужно найти покой. Они поют то, что служит тебе истиной, и если в твоем сердце не угасает ярость, она разрушит вас всех. Так погибали целые стаи. Твоя песня должна стать воплощением радости, иначе ничего не выйдет.

Я заливаюсь краской – правда, не знаю, какой именно.

А что до радости , так это условие раздражает меня чуть ли не сильнее, чем то нелепое предположение о девственницах. Как можно петь радостно, если в тебе не осталось радости? Как можно петь с любовью, если в тебе не осталось любви?

– Твоя песня хорошо мне знакома, я сам ее когда-то пел, – продолжает Хор. – Но если бы я от нее не отказался, мои кануры разорвали бы меня на куски. То же самое грозит и тебе.

Он прав, думаю я, разглядывая тоскливое бледное небо.

Хор берет высокую ноту, и я, как могу, вторю ему.

Колония кануров, расходившаяся по небу огромной волной, внезапно описывает в воздухе петлю и устремляется вниз, к морю. Господи, они же сейчас…

Хор издает отрывистый звук, наполненный солнечным светом, и Весперс подпевает ему. Кануры меняют направление и образуют в небе стройную дугу. К нам прилетает Каладриус и тычет клювом мне в ухо.