Александр Прозоров - Князь

– Поторопись, княже!

– Да иду я, иду. Коня своего брать али государь обеспечит?

– Не беспокойся, довезем.

Царская стража неслась с задержанным даже не с заводными – на перекладных, по почтовому Новгородскому тракту, и таким образом одолела весь путь всего за шесть дней. Однако доставлен он был не в поруб, а на двор к дьяку Земского приказа Ивану Кошкину.

– Поручился я за тебя, друг мой, – предупредил боярин. – Но и ты уж не дури. Завтра со мною во дворец отправишься, там государь суд свой и свершит.

На этот раз Иоанн встретил князя Сакульского в похожей на тюрьму Грановитой палате, в просторной горнице, где со стены взирали на провинившегося добрых два десятка нарисованных на штукатурке князей. Здесь же были и воевода князь Петр Шаховской, и боярин Кошкин, и еще несколько думных бояр в тяжелых шубах и с могучими посохами, которыми при нужде и голову несложно расколоть. Государь прохаживался перед своим, вынесенным на три ступени вверх, креслом и нервно перебирал четки.

– Дело наше простое и ясное, князь Андрей Васильевич. Дело о смертоубийстве, о душегубстве, колдовским образом сотворенном. Однако же прежде чем судьбу твою решить, желаю оправдания твои узнать. Зачем ты сие сотворил, зачем лгал, прелюбодействовал? Грешил зачем пред ликом Божьим?

– А не могу ли я сперва узнать, в чем дело? – скромно спросил Зверев.

– А то ты не знаешь! – стукнул посохом об пол князь Шаховской. – Вот смотри. Узнаешь? – Он протянул к Андрею плоскую серебряную фляжечку. – Твоя-а? А, твоя-а? Давно, давно мне люди сказывают, что за моей спиной вы с Людмилкой вытворяете, а ныне уж и до душегубства сговорились!

– О чем это он, государь? – перевел взгляд на Иоанна князь.

– А ты, стало быть, ни о чем не ведаешь? – взмахнул четками царь. – Хорошо, я расскажу. Ведомо стало одному из холопов княжеских, что кто-то к княгине Людмиле тайно ходит. Стал он следить за ней внимательно, и как снова личность подозрительная явилась, разговор тайный он за дверью и послушал. Про то услышал он, что сговорились двое лиходеев князя Шаховского отравить. Был он с тех пор настороже, а как посыльная яд принесла, обо всем князя упредил. По повелению Петра Ильича повязали слуги княжеские и слугу преданного княгини, что яд должен был влить, и ведьму, сводню старую. Признались оба под пыткою во всем до конца, а злодея, яд сварившего, Ксения назвала с радостью. Знаешь, на кого указала? На тебя!

– Под пыткой? – хмыкнул Андрей. – Под пыткой они хоть в убийстве Гостомысла признаются. Эка невидаль!

– Не все под пыткой речи свои вели. Княже, холоп твой где?

– Вон, в углу хоронится, – указал на седого низкого мужчину в суконном кафтане князь Шаховской. – Иди сюда.

– Слышал я все, – низко кланяясь, засеменил к хозяину холоп. – Отравить они воеводу сговаривались. Страшно отравить.

– Так твое это зелье, князь? – повторил свой вопрос князь Шаховской. – Твоя фляга?

– А вы ее не открывали, не трогали?

– Что же мы, обезумели, смерти искать?

– Как же отравить тебя нужно было, Петр Ильич? В ухо накапать? Ноги ядом растереть?

– В вино, сказывали, подмешать нужно.

– Вино во дворце есть, государь?

– Кто-нибудь, – повысил голос царь, – принесите кубок и кувшин вина.

– Ты точно его не трогал, князь?

– Нет.

– Что же, тогда тебе нужно кое-что увидеть…

Зверев взял заботливо поднесенный царским холопом кувшин, налил в кубок вина. Потом забрал свою фляжку, откупорил и вылил все содержимое в розовую, пахнущую карамелью, жидкость. Размешал и не спеша выпил. Плеснул еще немного, выпил опять.

– Есть у многих людей такое заболевание, бояре. Это когда кишка из задницы вываливается. Знаете, какой его первый признак? – Андрей остановился возле воеводского седого холопа и вдруг со всей силы рявкнул ему в ухо: – Глухота!!!

Бедолага шарахнулся назад, ударился спиной о стену и кинулся бежать.

– Так, что еще? – Андрей поставил кубок на пол, осторожно налил вино в тонкое горлышко фляжки, несколько раз встряхнул и опрокинул себе в рот. – Все? Я употребил все до капли? А что вы на меня так смотрите? Ждете, когда умру? Сильно вас разочарую. Ждать придется еще лет семьдесят. Петр Ильич! Князь! Ты последнее время кашлять стал сильно! Супруга твоя здоровьем твоим обеспокоилась. На меня через старуху юродивую вышла, эликсира просила целебного. Так вот. Во фляге был не яд. Это было снадобье от чахотки!

На несколько мгновений в палате повисла тишина. Потом царь вскинул руки и звонко засмеялся:

– Я же сказывал тебе, Петр Ильич! Сказывал! Ну не может князь Андрей Васильевич подлости такой совершить! Не может! Я людей с первого взгляда разгадываю. Князь Сакульский – человек честный, от начала и до конца. Эх ты, Петр Ильич! Как ты его… Прилюдно! И супругу свою заподозрил! Нехорошо.

– Да, видать, стар стал… – Воевода Шаховской подошел к Андрею. – Ты на меня зла не держи, княже. Всякое в мои годы мерещится. А коли с пристрастием спросить, то, ты прав, всякого иной раз услышать можно… Андрей Васильевич, а чего это у тебя руки так трясутся?

– Да тоже… Как мыслишь, воевода, что должен был думать я перед судилищем таким?

– Уж прости, прости. Нашли истину. Невинных наказывать не стали.

– Не знаю…

– Ты о чем, Андрей Васильевич?

– Учитель у меня был. Предупреждал часто: зло, другим людям причиненное, к тебе троекратно вернется.

– Но ведь ты не причинил зла, князь? – подошел ближе Иоанн.

– Вот именно, государь. Вот именно.

– Пойдем со мною, Андрей Васильевич, – попытался обнять Зверева князь Шаховской. – Дабы обид меж нами не осталось, посидим вместе за чаркою, попируем, о делах былых и будущих поговорим.

– Не могу, князь. Жена у меня дома. Любимая. Меня из постели прямо под стражу загребли. Что она сейчас думает? Изведется ведь вся.

– А, Петр Ильич? – усмехнулся Иоанн. – Ты видишь, к кому его мысли во первую очередь обращены. Не к чужой супружнице – к своей. Иван Юрьевич, боярин, отправь друга своего домой на почтовых. За казенный счет. Супруге своей от меня кланяйся, Андрей Васильевич. Поправляйся. Но и о том, что на весну задумал, тоже не забывай. Дело это оставляю на тебе.

Долина зачерпнула полный корец холодного пенистого кваса, сделала несколько глотков. Ее обычно спрятанные под кокошником волосы ныне змеились русыми потоками по спине и плечам, капли на зарумянившемся теле сверкали в свете свечей тысячами алмазов, от кожи волнами раскатывался горячий запах крапивы и черемухи. Княгиня покачала ковшик перед лицом, сделала еще глоток и решительно опрокинула остатки напитка на камни. Послышалось злобное шипение, баню тут же заволокло сизым паром, и густой хлебный дух перешиб все прочие запахи. Жар стал невыносимым, добрался до самого нутра, до мозга костей, до сердцевины каждой клеточки тела, покрывшегося крупными капельками пота.