Александр Прозоров - Князь

– Упертый ты, Андрей Васильевич, как рожон [22] Рожон – полевое укрепление: кол, врытый в землю острием в сторону врага. полевой. Дума против, бояре против, князья против, государь против, народ против. Несчастные, коих ты с собой с порубежья привез – и те войны не хотят! А ты все свое гнешь. Хоть тебе кол на голове теши. Благодари государя, он милостив. Во гневе повелел не голову тебе снести, а всего лишь прочь из Москвы выслать, с глаз долой, на край света, чтобы не слышно и не видно тебя было вовеки веков. Посему дам тебе поутру лучших коней, да поезжай с Богом. Имение твое аккурат под указ Иоанна подходит. Далеко, ни путей торных, ни городов людных. В опале ты отныне. В Москву более не показывайся. А что до оклада твоего, то пусть отец забирает.

– А как же Пахом? Он сюда еще только через неделю доберется. Мне его дождаться нужно, друже. Он ведь не знает, как с добычей обойтись. Что продать, что оставить. Не заставишь же ты дядьку моего по всей Руси с возками этими кататься? Да и дороги ко мне нет, сам сказываешь…

– Государь повелел тебя прогнать, но подгонять не сказывал. Посему из Москвы уезжай с рассветом, и чтобы внутри стен более не появлялся! Я тебе хоть и побратим, ан попадешься – своими руками на дыбу повешу. Царевых указов нарушать не дозволю! В предместье же можешь неделю пересидеть. Пахом приедет – в тот же день дальше и отправляйтесь.

– Добычи много, Иван Юрьевич. Продать бы хоть половину.

– Не зли меня, Андрей Васильевич, – тихо, но душевно попросил боярин Кошкин. – Всему пределы имеются. Племянницу спас – спасибо. Наверх помог подняться – за то и терплю от тебя изрядно. Но могу ведь и прогневаться. Как Пахом вернется, чтобы в тот же день на Новгородском шляхе оба были! В Новагороде добычу продашь, рынок там богатый. Неделю дарю на хлопоты. А опосля – в имение на рысях! Проверю.

Хозяин захлопнул дверь, но через минуту открыл снова:

– Да, и холопам скажи, на каком постоялом дворе прятаться намерен. Пахом ведь сюда приедет. Так чтобы знали, куда посылать.

– Ты меня прости, Иван Юрьевич, коли что не так…

– Бог простит.

Куда ему направляться, Зверев знал: на постоялый двор к привезенным в столицу смердам. Крестьяне были счастливы: они увидели царя, они говорили с ним, они слышали его, они познали, что царь любит их! Воспоминания их о вчерашней речи походили на экстаз: они начинали смеяться и плакать одновременно, креститься, захлебываться словами. Андрей чувствовал себя в этой толпе выходцем из иного мира. В нем не оставалось эмоций, он не радовался и не грустил, ничего не хотел вспоминать, ни о чем не мечтал. Просто выполнял намеченные ранее действия. Стоя у ворот, он подзывал к себе смерда, вручал ему алтын на дорогу, благодарил за терпение – и выставлял за ворота. Подзывал следующего, вручал, благодарил – и за дверь. Только так он мог быть уверен, что никто из крестьян не получит «подорожных» два или три раза. Впрочем, его благодарили куда более искренне, нежели это делал он: ведь князь показал простым смертным самого царя!!! Пред этой благодатью меркли все перенесенные муки!

Триста смердов, по минуте на каждого – пять часов, половина дня. Когда последний оказался на улице, у Зверева совершенно окоченели ноги, затекла спина и потеряли чувствительность пальцы. Спасти их можно было двумя путями: на совесть пропариться или хорошенько напиться. Князь выбрал второй вариант – ему хотелось избавиться не только от холода в теле, но и от мыслей в голове. Трехкилограммовая белорыбица, четверть хлебного вина – и это желание удовлетворилось в полной мере.

Проснулся Андрей от женского голоса – ему почудилось, что приехала Людмила. Он вскочил, лихорадочно оделся, выскочил во двор – однако там бродила совершенно незнакомая купчиха, громко обсуждая с товаркой, как лучше готовить баранину. Уж не одну тысячу лет люди эту покорную скотину кушают – а все с рецептом определиться не могут!

Наваждение пропало – а вот мысли о княгине Шаховской остались. Людмила, Людмила… Что же он в первую очередь к ней не побежал, почему от толпы так торопился избавиться? Не разорился бы он от лишних двух золотых, пусть бы еще денек-другой здесь посидели. Как теперь с ней встретиться? В Москву ему хода нет. Ее сюда вызвать? Но как, чтобы подозрений у холопов, теток и девок дворовых не вызвать? Чуть что не так сделаешь – обязательно мужу заложат. Может, кто из слуг и предан хозяйке больше, чем хозяину – да как угадать, который? Эх, и сводня запропала. Догадается на постоялый двор заглянуть или нет?

Князь вернулся в дом, позавтракал, велел оседлать коня и отправился кататься. Так, без всякой цели – не все же в четырех стенах сидеть? Не так и часто он в последнее время жалел, что нет в домах ни телевизоров, ни компьютеров – но сейчас был как раз такой момент. Андрей мчался по улицам, а голова его, словно намагниченная, то и дело поворачивалась к Москве. Не потому, что запретный плод сладок. Просто за этими неприступными стенами оставалась она . Любимая – и недоступная. Может, и хорошо, что он не успел подать о себе весточку? Будет думать, что он все еще в отъезде. Как найдется способ встретиться – тогда и узнает.

Стены оборвались, а вместе с ними – и улица, широким кольцом опоясывающая столицу. Андрей съехал на лед реки, натянул поводья, глядя в сторону Кремля. Там, под красными кирпичными стенами, крытыми тесовым навесом, шла драка. То есть, конечно, не драка, а кулачный бой. В этом развлечении Зверев никогда не участвовал. Он слишком любил играть сталью – бердышом, саблей, рогатиной, кистенем или ножами, – с удовольствием стрелял из лука. Вот и не оставалось на тренировках времени для махания пустыми конечностями. Да и какая польза в бою от кулака? Однако большинство обитателей Руси думали иначе и во время зимнего безделья с удовольствием приходили помахать кулаками. Дрались стенка на стенку и парами, ради развлечения и «на интерес». Ставки иногда до нескольких гривен доходили – так что было ради чего выложиться. Хорошие бойцы ездили из города в город, устраивая настоящие турниры. Билетов зрителям никто не продавал – а то бы настоящие олимпиады получались. Но без денег, разумеется, не обходилось. Хорошие кулачники дрались только на «интерес». Заключали пари, выкладывали ставку – и вперед, кому улыбнется спортивная слава. Лучшие бойцы, сказывали, из Тулы происходили. Татары тоже, кстати, на кулаках подраться были не прочь. Чаще касимовские, но из Казани тоже по Руси ездили. В Москву, в ту же Тулу, Смоленск, Чернигов, в Луках Великих как-то появились. Рассказчики неизменно уверяли, что татар завсегда били, но Зверев молча сомневался. Кабы всегда били – разве они бы ездили?