Александр Прозоров - Князь

– Пахом сказывал, холоп токмо то забрать может, что в карман влезет.

– Правильно сказывал, – кивнул Зверев. – Кто же позволит холопам обозы с добычей за собой таскать? Что нашел – или используй сразу, или в серебро преврати. Для того купцы за войсками вечно и ползают, чтобы в этом деле простым ратникам помогать. Но мы-то не на войне. Так что грузитесь, не жалко.

– И это все будет нашим?

– А ты что думал? Что я, урожденный боярин Лисьин, князь Сакульский по праву владения, стану наравне с вами делить ситцевые сарафаны и оловянные кружки, как какой-нибудь безродный английский баронет?! Мне больше делать нечего! Это ваши дрязги, и меня они совершенно не касаются.

– И это все наше?

– Ваше, ваше…

– То есть я теперь богатый человек?

– А вот тут ты промахнулся, – покачал головой Зверев. – Ты мой холоп. Ты подписал в том купчую, ты получил у меня серебро за свой живот и свое тело. Можешь копить серебро, можешь разбрасывать его, можешь одеваться в шелка, гулять с девками и жрать одну паюсную икру – но ты все равно принадлежишь мне и пойдешь в любое пекло по первому моему приказу.

– Да?

– Да.

– И ты можешь забрать все мое добро, когда захочешь?

– Дурак ты, Илья! – хмыкнул Зверев. – Зачем мне это надо? Чтобы ты меня возненавидел и в первой же битве нож в спину воткнул? Да и вообще… Чем богаче смерды, тем и хозяин богаче, тем ему жить спокойнее. С богатого крестьянина и оброк больше получится, и к другому боярину он убежать не захочет, да и отношение зажиточного мужика к господину совсем другое, нежели у нищего. Нищий больше завидует, а зажиточный хозяйство потерять боится и за князя своего – стеной. Разве не так?

– Значит, я могу все это матери подарить или брату отдать? – все еще выискивал какой-то подвох Илья.

– Твое это, твое, – покачал головой Андрей. – Все будет твое. Короче: хоть ты и раб, то раб теперь богатый. Ни я, никто другой ничего у тебя не отнимет. Выживешь – все будет твое.

– Да тут, – сглотнул холоп, – тут на три, на четыре хозяйства хватит! Как сыр в масле кататься будут! Ты представляешь, княже, разом – и столько добра. Пахом сказывал, после сечи службу полюбим, ан мы с татар всего горсть серебра на троих собрали. Ну повеселились, знамо дело. А здесь… Зараз столько добра.

– Его еще сберечь нужно, – выпрямился князь. – Смотри, вроде тень какая у хлева? Стой здесь, следи за моей спиной. Если что – прикроешь.

Зверев обнажил саблю, сбежал по ступеням, решительно дошел до самого угла амбара, остановился, прислушиваясь… Нет, никого. Если кто тут и прятался – то перед готовым к поединку витязем предпочел отступить. Андрей вернулся, вошел под тесовый навес крыльца, отер о рукав клинок – от воды. Кивнул холопу:

– Принеси еще дров. Думаю, на свет упыри не выйдут. Чем ярче костер, тем спокойнее.

Они сидели спиной к стене еще часа три – но ничего опасного так и не заметили. Несколько раз вроде появлялись какие-то тени, но были то упыри или просто что-то померещилось в отблесках огня – поди угадай. Решив, что время вышло, Зверев громко постучал в двери дома, вызывая на пост новую смену, и вскоре уже сладко спал на гостевых полатях высоко под потолком.

– Княже! Андрей Васильевич!

Разбудили его тихо, аккуратно. Посему Зверев позволил себе сладко зевнуть, потянуться и только после этого открыл глаза. В горнице было светло, слюдяные оконца сверкали разноцветными зайчиками.

– Чего так поздно встали? – Зевнув еще раз, он сел на край полати, подтянул к себе ремень с оружием, спрыгнул вниз, опоясался. – Нам давно в пути быть пора.

– Смерды не подняли.

– Отчего?

Пахом многозначительно кивнул в сторону распахнутой двери. Князь вышел на крыльцо, остановился, глядя на безжизненные распростертые тела.

– Видать, заснули, – пояснил холоп. – Вот их… и того.

– Лошади целы?

– Целы, Андрей Васильевич, целы. К ним я запрежде всего кинулся. Видать, токмо человечиной упыри лакомятся. Как мы-то не пропали, ума не приложу?

– Шуметь нежить побоялась, – задумчиво ответил Андрей. – Двери тихо не сломаешь, а мы про опасность знали, при оружии и не трусоваты – это они поняли. Странные ныне упыри пошли. Умные и смерти боятся. Да еще целыми стаями бродят. Неужели лихоманка так смердов косит, что отпеть и похоронить некому? Ладно… Значит, так. Изя! Поищи лопату, вырой две ямы за оградой, где земля помягче. Захар, Илья, все здесь во дворе переройте, в каждую щель загляните. Чует мое сердце, где-то здесь упыри прячутся, рядышком. Надо найти и голову отрубить. Чтобы больше никого не тронули. Все, шевелитесь! Не хочу здесь до темноты застрять.

Чтобы сэкономить время, Андрей тоже прошелся по двору, заглянул в щели за хлевом, за амбаром, нашел низкий лаз в погреб, спустился в него, а когда поднялся наверх, из окна чердака уже высунулся радостный Илья:

– Здесь они, Андрей Васильевич! Все пятеро!

– Откуда ты знаешь, что их было пятеро? Хотя какая разница. Давай, спускай вниз.

– Принимай, княже!

Приказ хозяина холоп, видать, пропустил мимо ушей и никому из упырей головы не отрубил – просто вывалил одного за другим на приставную лестницу: мужика лет сорока, бабу лет на десять моложе, совсем юную девицу и мальчишку лет восьми. Впрочем, все они на грубое обращение не реагировали – свалились, как мертвые, тряпичными куклами. Хотя выглядели все упитанными и розовощекими.

– Молодец, – кивнул князь. – Добывай лопату, копай еще одну могилу. И пошире, сразу на всех.

– Андрей Васильевич…

– Чего еще?

– Я тут, пока шарил, с десяток колес под навесом под рогожей нашел. Телеги же у конюшни составлены. С виду нормальные вполне. Выбрать можно.

– А-а, – понял Андрей. – Хозяйственный? Гляди, не увезти всего втроем будет. И так тридцать подвод на трех человек.

– Да мы уж как-нибудь. Тут всего три дня пути, сказывали.

– Это если по тропам не блудить. Ладно, леший с вами. Но сперва могилы, потом добыча. Понял?

– Сделаем, княже! – расцвел холоп. – В лучшем виде сотворим!

Работать лопатами крестьянские дети умели. Пахом не успел запрячь всех лошадей и вывести груженые телеги за ворота, а все три ямы уже были готовы. Холопы принесли тела, выложили их возле последнего пристанища.

– Господь да смилуется над несчастными душами, да подарит им покой, да простит их прегрешения. Пахом, ты молитвы какие-нибудь помнишь?

– Заупокойных не учил, – перекрестился дядька. – Мыслю, святой Троице вручить их надобно. Святейшая Троица, помилуй нас. Господь, очисти грехи наши, Владыка, прости беззакония наши. Святый, прииди и уврачуй бессилие наше – для Твоей славы. Аминь.

– Ой, ё-о… – Только теперь князь заметил, что семья мельника изменилась до неузнаваемости: тела их усохли, скрючились, как музейные мумии, кожа почернела.