Ирина Котова - Королевская кровь. Огненный путь [litres]

В саду, прямо под окном, запела какая-то пташка – и так старался маленький певец, такие волшебные трели выводил, что они оба заслушались, мирно прижавшись друг к другу у высокого окна.

– Что ты теперь будешь делать? – спросила она тихо.

– Не печалься об этом, – в голосе его почти не была заметна горечь. – Я не стану больше принуждать тебя. Ты не несешь ответственности за мою страну и за мой выбор.

Принцесса повернулась в его объятьях, посмотрела в зеленые глаза.

– А ты – за мой, – сказала Ангелина твердо. – Спроси меня, Нории.

– Пожалела меня? – дракон склонил голову. – Не нужно, Ани.

– Я что, должна тебя уговаривать? – мгновенно вспылила она. Оттолкнула его в сердцах, сжала кулаки. – Знай же, что я и так собиралась согласиться на брак! Еще до того, как все узнала! При чем тут жалость? Мне плохо без тебя, Нории!

Он засмеялся, глядя в негодующее лицо.

– Ты станешь моей женой, принцесса?

– Нет! – мстительно процедила она. – Я вернусь в Рудлог и думать забуду о тебе, проклятый дракон!

– Сегодня, – продолжил он, улыбаясь.

– Я сказала: нет!

Он склонился, чтобы поцеловать ее.

– Боги, – проговорил Нории ей в губы, и в голосе его были отчаяние, ярость и счастье, – как же я люблю тебя, упрямая женщина. Тебе принесут одеяние для свадьбы, Ани.

– Я помолвлена, Нории.

– Ты выберешь, в чем выйти к гостям. Либо моей невестой, либо гостьей. Я приму твой выбор, Ани-эна, и никто не осудит тебя. До захода солнца у тебя есть время подумать. Стань моей без всяких условий, принцесса.

– Я не могу так. Нужно оповестить родных, решить, как объяснить это прессе, чтобы минимизировать слухи и ущерб для семьи…

– Без условий, – повторил Нории рокочуще, сжимая ее в своих крепких руках – и Ани не могла не смотреть на него почти завороженно, запрокинув голову. – Не как Владыка и дочь Красного, а как мужчина и женщина. Родных, да и весь мир, можно пригласить на шестой день, на церемонию принесения даров Богине. А сегодня у тебя еще есть время подумать, действительно ли ты хочешь отдать себя мне. Если да, то остальное неважно.

«Неважно?»

Нории погладил ее по шее, коснулся губами губ и вышел. А Ангелина Рудлог, побродив в задумчивости по покоям, села допивать чай – но руки дрожали, хотя ей казалось, что она спокойна и холодна, и она расплескала напиток из чайника и в раздражении отшвырнула чашку.

Дворец будто затих, ожидая, что решит шеен-шари Владыки, – а принцесса, чувствуя, как эмоции становятся неуправляемыми, отправилась туда, где привыкла за время пленения приводить мысли и чувства в порядок.

К своим розам.

Она снова стояла на коленях, согнувшись, рыхля землю и удаляя сорняки (так много их было, будто ее ждали и здесь), а из окон дворца выглядывали люди и драконы – и отступали, когда принцесса поворачивалась к ним лицом.

Но она и так бы их не заметила. Рос ворох вырванной травы у края клумбы, а Ани, дрожащими руками дергая вьюнки, шепотом проговаривала свои страхи и мысли, выстраивая их в строгий порядок, – и легче становилось ей, будто она входила в транс, отстраняясь от эмоций.

– Ты ведь уже приняла решение, – бормотала старшая Рудлог, вдыхая нежный розовый запах, от которого растворялся навязчивый, холодящий страх. – Неужели смутишься, отступишься?

Солнце слишком быстро двигалось по небосклону, гладило теплыми лучами ровные плечи и льняные волосы красной принцессы. Кто бы понял, глядя на ее прямую спину, какие эмоции бушуют внутри, как предвкушение сменяется страхом, и виной, и злостью, и уколами ужаса, когда представлялось Ангелине, что она не успела, – и горячим, захлестывающим ее с головой желанием присвоить себе мужчину, которого она полюбила. Полюбила с той же страстью и мощью, с которой делала все остальное: слишком много в ней было пламенного духа, чтобы чувствовать вполсилы. И она больше не врала себе, что сможет без него, и шептала свои молитвы, свои уговоры.

– …Ведь хотела сделать все правильно: закончить с помолвкой, убедить Нории выждать нужное время…

Особо упрямый вьюнок запутался между стеблей роз, и Ани с жесткостью дернула его, не оставляя сорняку ни шанса, дунула на выпавшую на лицо прядь.

– …Обговорить условия брака, выторговать преференции для Рудлога… планировала, да…

Она рассмеялась, подставляя лицо солнцу, – шип царапнул ладонь, и принцесса лизнула ранку, чувствуя вкус земли и травы. И усилием воли заставила сжавшееся тело расслабиться.

– Так было бы правильно, – в голосе явно пробивались панические нотки, и она фыркнула, как лошадь, мгновенно переходя в состояние злости на себя. Кто эта испуганная девочка? Старшая дочь Красного воина? – …А что ты ждала – что все пройдет в идеальных условиях? Не бывает так. Не бывает.

Ее нервной энергии сейчас хватило бы, чтобы перепахать сотню клумб.

– …Тем более что проблема Песков не решена, а если отбросить эмоции, то времени нет. Все решится, все… Все равно будет так, как захочу. Пресса взбесится, конечно, но с журналистами можно сделать по-умному… подскажу Василине… Луциус утешится, если проследить, чтобы Дармоншир и Марина поженились… только бы не наделали глупостей…

Она не была бы Ангелиной Рудлог, если бы действовала иначе.

– …Полина.

Ани выпрямилась, потерла рукой грудь – там, где разнылось сердце, – и выдохнула. Она не оставит попытки помочь сестре, но у Поли есть еще Демьян. Сильный, любящий ее муж. И он обещал сделать все, чтобы вернуть сестру.

Ангелина снова склонилась над цветами, закусив губу, вздохнула, пытаясь принять непривычное чувство смирения, и некоторое время молча, отчаянно рвала сорняки. Была еще Каролишка, которую она не могла оторвать от себя, были теплые вечера с родными, была страна, служить и властвовать которой ее учили… Пядь за пядью освобождалась земля от мелких вьюнков, крепко цеплявшихся корнями и не желающих уходить. И пядь за пядью очищала принцесса разум и шептала себе, убеждала себя, не замечая, как то хмурится, то улыбается недоверчиво, изумленно, счастливо, словно не веря, что все это говорит она, что все это происходит с ней:

– Все решается, все…

И, когда она закончила, в душе воцарился мир. А может, она просто оцепенела и оглохла от волнения?

Старшая Рудлог, отряхнув исколотые ладони, в том же состоянии совершенной отстраненности пошла в купальню, и там отдалась в руки служанок и массажисток, и долго плавала потом в своем бассейне, любуясь на яркие пятна занавесок, растекающиеся в воде подрагивающей палитрой. Вернулась в покои, мельком бросив взгляд на разложенный на кровати свадебный наряд, на ларцы с драгоценностями, и села писать письма. Василине. Каролинке. Министру иностранных дел. Валентине и ее матери. Герцогу Лукасу Дармонширу. Марине. Алинке. Отцу.