Виталий Храмов - Катарсис. Наследие [litres]

Конечно же большая часть плененных людей проходила проверку. И в зависимости от тяжести их вины их и распределяли. Почти безвинные, заблудшие копали могилы, таскали и хоронили тела, потом возили тела убитых из города, впрягшись в повозки по четверо, вместо коней.

А те, чья вина была серьезнее, но немедленной казни все же не стоила, были связаны снова в вязанки и отправлены в горы. В каменоломни. Пожизненно. С возможностью освободиться через десять лет. При покладистости. Но для отправляемых на эту каторгу десять лет в каменоломнях – это и есть пожизненное.

Тысячи и тысячи людей. Не разбирая возраста, пола, положения в обществе, все поголовно проходили проверку. Писари записывали за каждым его грехи. Но писарей не интересовали прелюбодеяния и измены супругам и прочие, подобные этому, слабости людей. Их интересовали только измены Свету и князю. Подлость измены и воровство. Ну, и злодейские убийства.

Прегрешения людей записывались в толстые амбарные книги за их именем для дальнейшего определения тяжести их искупления судом. И отправляли работать.

Через три дня город вымер. Только трупы людей на улицах и крысы. Даже подземелья Ночного Двора были вычищены от человеческих отходов.

– Сжечь бы все! – сказал князь, глядя на это. – Да заново выстроить.

Опять забывая, что следует опасаться собственных желаний, особенно – их исполнения.

На четвертый день в землях Лебедя началась новая жизнь. Жизнь осажденной крепости, где даже у младенца были только обязанности и долг. Совсем без прав.

Князь лишил людей даже права на самоубийство. Потому как руки и жизни всех, всех без исключений людей, даже князя и его еще не рожденного сына, принадлежали Триединому и его наместникам на этой земле – князю Белому Лебединому Хвосту и новому наместнику Престола Триединого – преподобному Ронгу, Знающему Путь Света. (Самому впавшему в невменяемость от своего нового тягла и в лоскуты порвавшему три рясы наместника. Но клирики упорно тащили новые рясы, пока Ронг не смирился.)

А после ритуала посвящения Ронг стал еще и неслабым магом Света, щедро используя заемную Силу Света Триединого, переосвятив алтари, собранные в погибших городах. Собор, спешно чинящийся после городских боев, засиял Светом, разливая на город благодать Триединого, зримо убеждая поникших людей, на чьей стороне светлые боги.

Сан духовного служения принял и брат Хранитель. Не бывший чернорукий, охотно откликающийся на имя, присвоенное ему острым на язык Агрономом, – Реликт Ископаемый, а другой, вылеченный Живчиком, но почти утративший присущие Хранителям свойства, сохранивший несгибаемую и могучую Силу Духа. Принявший духовное имя брат Пересвет. Ведь это он установил Духовную Связь между Пятым и его друзьями, а не Мастер Боли, как думали они раньше. Тем и спас себя и Пятого.

Белый ходил вдоль большого стола, на котором была изображена его страна. С ее горами, скалами, долинами и городами. Пользу, особую зримость подобной хитрой выдумки оценили все. Оказалось, что читать карты способны не все. Даже владеющие грамотой, привыкшие повелевать людьми, умудренные жизнью мужи просто не воспринимали карту. У них в сознании не связывались линии и рисунки на бумаге с настоящими городами, дорогами и реками. Некоторые смотрели на карту, как собака. Только что не нюхали, но совершенно не понимали обозначений на ней. Некоторые понимали, но не совсем. Не могли связать вот этот вот значок, маленький такой, нелепый, и эту вот голубую полосочку вот с этим вот городом и этой вот Ледяной рекой – не могли.

А вот макет того же самого, но зримый, с выпирающими горами и клыками скал, с перепадами высот и завитками рек, никаких затруднений не вызывал. Лишь восторг. И головокружение у некоторых. Вид на собственный лен с высоты птичьего полета вызывал самое настоящее головокружение. Но уже на следующий раз вожатые, назначенные на то или иное направление деятельности, пальцами показывали, что они «прошли вот тут вот, сюда вот, стоим тут вот, просим еще людей и «деньга».

Хозяйственную жизнь запустили, закрутили, как колесо повозки. Толчком рабочей деятельности послужила та самая баржа с мукой и зерном. Ее, а точнее ее содержимое (баржа угледобытчикам без надобности) были выменяно на уголь. Уголь был оценен в «трудоднях» и отдан в долг гильдии кузнецов. Кузнецы в долг, под слово Князя, взяли руду и крицу, сдали изделия в казну. Оттуда розданы за «трудодни» вожатым, возглавлявшим отряды работников, проводивших очистку и починку города. За отметки в амбарных книгах. Но работников три раза в день кормили. А с поставщиками продуктов расплачивались расписками, заверенными таинственным магом крови со странным и пугающим именем Чума, Погибель Тварей. Расписки принимало обратно Казначейство, обменивая их на другую продукцию. На любую продукцию мастеровых гильдий земель Лебедя. На любую, кроме монет.

И закрутилось. Только вместо монет стали ходить бумажные знаки Казначейства Лебедя. Люди уже имели дело с банковскими бумагами, так что «деньги» в сознании людей заняли промежуточное положение между свитками банков и монетами.

Монеты, конечно, ходили. За это наказывали. Но не лютовали. И особых облав не устраивали. И даже принимали подати – монетами.

После бойни толпы с князем казна вновь наполнилась. А вот сами казнокрады пропали. Из их тел выросли побеги дуба. Кто будет в горах трупов разбирать – служащий это, страж, беженец, нищий, вор Ночного Двора али купец? Просто сокровищницы всех толстосумов Лебедяни были вычищены за время городских беспорядков. И их тайно схороненные клады выкопаны. Склады опечатаны князем. Очень многие, прежде знатные и властные мужи (тайно властные и тайно богатые – тоже) теперь томились, дозревая, в узилищах каменных мешков Замка Лебедя.

Но большая часть этих богатств лежала мертвым грузом. Конечно, продукты питания, инструмент, материалы и оружие сразу пошли в дело, сразу же и кончились. Но на золото и прочую монету негде было купить зерно и мясо. А того, что мог привезти Марк в своем Мешке, на все княжество никак не растянешь. Даже тонким слоем.

Да и везде всё подорожало неимоверно. Империя пылала войной. Кто с кем воевал – не всегда можно было разобрать. Но урожаи погибали без ухода рук. А натруженные руки сжимали не плуги и тяпки, а копья и топоры.

Но это пока. Корень уже доложил, что вскрылись целые сети тайных хранилищ, где эти самые купцы и тайные воротилы жизни города складировали продукты до тех времен, когда можно будет за них получить «справедливую» цену. И они ее получали. Князь был справедлив – потомков этих людей за грехи отцов не казнил. Только за свои собственные. Но и наследства лишал. Оставляя родным и близким казненных лиходеев только их жизнь. На улице. Без крыши над головой и прежних сословных званий. С правом выбора – начать новую жизнь в новой жизни княжества или продолжить дело отцов, мстя за их поруганную князем честь.