Паоло Бачигалупи - Затонувшие города

«Эта глупая тварь – не враг».

Сам Тул не был зверем, способным рассуждать только о нападении и драке. Он был выше этого. Монстр не прожил бы столько времени, рассуждая, как животное. Его единственные враги – как всегда, паника и глупость. Не пули, не клыки, не мачете, не когти. Не бомбы, не колючая проволока. И не эта тупая тварь. Нет, только паника.

Тул не сможет вырваться из зубов аллигатора. Это идеальный капкан. Они созданы для того, чтобы сомкнуться и не отпускать добычу. Никто еще не смог разжать челюсти аллигатору, даже такой сильный получеловек, как Тул. Не стоит и пытаться.

Вместо этого Тул свободной рукой обхватил голову аллигатора, взяв ее в медвежий захват, и сжал. Челюсти на его плече сжались еще сильнее, а зубы глубже вонзились в плоть. Кровь Тула заклубилась в воде.

Крошечный разум аллигатора, наверное, обрадовался, когда зубы погрузились в тело врага, но кисть руки Тула, дошедшая чуть ли не до желудка, была свободна. Он мог напасть не только снаружи, но и изнутри.

Тул повернул обломок мангрового корня и начал методично тыкать им в небо аллигатора. Проткнув небо, он ввинчивал обломок все глубже и глубже.

Аллигатор, почувствовав, что что-то не так и теперь страдает он сам, попытался раскрыть пасть, но теперь уже Тул удерживал его.

«Не убегай, – думал он, – ты как раз на месте».

Кровь струилась из плеча Тула, но азарт битвы придал ему сил. У получеловека было преимущество. Да, у него кончается воздух, Тул умирает, но древнюю рептилию он прихватит с собой. Челюсти аллигатора очень сильны, но он не может так же легко открыть их.

Мангровый корень сломался, и теперь Тул вонзил в рану когти.

Аллигатор бешено дергался, пытаясь освободиться. Несколько десятилетий, посвященных убийствам, не подготовили его к встрече с созданиями вроде Тула, куда более дикими и ужасными, чем он сам. Аллигатор дергал головой, тряся Тула, как собаки трясут крысу. Перед глазами получеловека вспыхивали звезды, но он держался. Воздух почти кончился. Кулак Тула дошел до кости.

Одним последним движением монстр проломил череп рептилии и вырвал ее мозг.

Аллигатор дернулся в агонии. Понял ли он, что потерпел поражение? Что чудовище умирает, потому что не было создано для встречи с Тулом?

Тул смял его мозг в кулаке.

Жизнь гигантской рептилии утекала. Она стала жертвой чудовища, которое не должно было появиться на земле, нечестивого создания, предназначенного для убийства, выращенного в лаборатории и испытанного в тысяче битв.

Тул когтями вырвал последний клочок мозга древней ящерицы, и аллигатор обмяк.

Первобытное торжество затопило душу Тула. Его враг повержен. В глазах у получеловека почернело, и он выпустил тело.

Тул победил.

Даже умирая, он победил.

– Хватит, Маля, – доктор Мафуз выпрямился со вздохом, – мы сделали все, что могли. Дадим ей отдохнуть.

Маля села на пятки и стерла с губ слюну умирающей Тани, прекратив попытки заставить дышать девушку. Тани лежала перед ней не двигаясь. Пустые синие глаза смотрели в бамбуковый потолок хижины.

Кровь покрывала все вокруг: доктора и Малю, Тани, пол, старого мистера Сальваторе. Десять пинт. Доктор учил Малю, что в человеке ровно столько крови. Сейчас ей казалось, все эти десять пинт вылились из жил пациентки. Кровь была ярко-красная, насыщенная кислородом. Не синеватая, как остатки плаценты, а красная. Красная, как рубины.

Какой бардак.

В хижине воняло – растительным маслом от лампы, железистым запахом крови, потом отчаявшихся людей. Запах боли.

Солнечный свет лился через трещины в бамбуковых стенах, падал на пол горячими клинками дня. Доктор Мафуз спрашивал, не хочет ли Тани рожать снаружи, где прохладнее, светлее и больше воздуха, но мистер Сальваторе придерживался традиционных взглядов и хотел обеспечить дочери уединение – пусть даже в ее личной жизни никогда этого не было. Теперь они все тонули в запахе смерти.

В углу хижины тихо лежал на горе грязных одеял убийца Тани. Младенцу уделили не больше секунды, но Маля обрадовалась, что маленькое складчатое существо оказалось здоровым, и сама этому удивилась. К тому же роды оказались намного короче, чем она ожидала.

А потом глаза Тани закатились.

– Маля, иди сюда, пожалуйста, – сказал доктор тем тоном, которым сообщал, что произошло по-настоящему страшное, не желая при этом пугать пациента.

Маля подошла к доктору, стоявшему на коленях меж раскинутых ног Тани, и увидела кровь. Много крови. Она целиком покрывала руки доктора. Тот попросил надавить на живот Тани, а потом сказал, что нужно решать.

У них не было никаких лекарств для усыпления Тани и облегчения операции, только последний шприц героина, купленный на черном рынке. Доктор вытащил скальпель, Тани заплакала и спросила, что случилось, а он сказал только:

– Мне нужно, милая, чтобы ты лежала тихо.

Конечно, Тани запаниковала. Доктор Мафуз позвал ее отца, и мистер Сальваторе по лесенке вскарабкался в хижину и закричал, увидев кровь. Он требовал, чтобы ему рассказали все, и Тани разволновалась еще сильнее.

Доктор отправил отца держать плечи Тани, а сам сел ей на ноги и велел Мале помогать ему, хотя правая рука Мали заканчивалась культей, а левой повезло немного больше, если не думать о том, что для работы нужны обе руки.

Доктор приступил к операции при тусклом свете единственной масляной лампы и нескольких свечей, и Мале пришлось наклониться поближе и подсказывать старику, где резать. Слушаясь ее, он сделал несколько надрезов на животе Тани. Об этих разрезах Маля узнала из учебников, потому что доктор видел не слишком хорошо. Она подавала ему инструменты так быстро, как только могла одной рукой. Вскоре они раскрыли живот Тани и поняли, откуда идет кровь.

Но потом Тани затихла, перестала биться. Она умерла, распластанная, как свинья, старый Сальваторе держал дочь за обмякшие плечи, и кровь покрывала всю хижину.

– Хватит, Маля, – сказал доктор, и Маля выпрямилась, перестав делать искусственное дыхание бедной мертвой девушке.

Сальваторе смотрел на них обвиняюще:

– Вы ее убили!

– Никто ее не убивал, – объяснил доктор Мафуз, – роды всегда рискованны.

– Она! Вот она ее убила! – Сальваторе указал на Малю. – Нельзя было ее подпускать к моей девочке.

Услышав эти слова, Маля сжала в здоровой руке окровавленный скальпель. Выражение ее лица при этом не изменилось. Если Сальваторе нападет, Маля готова.

– Маля… – предостерегающим тоном заметил доктор. Он всегда знал, о чем она думает. Но Маля не бросила скальпель. Лучше перестраховаться, чем жалеть потом.

– Ошметки приносят несчастье. Норны злы на них, – провозгласил Сальваторе, – мы должны были выгнать ее, когда у нас был шанс.