Александр Мазин - Путь императора

Выдержав предписанную ритуалом паузу, верховный жрец повернулся спиной к Императору и трижды поклонился: на северо-запад, на запад и на юго-запад. Там, за сотни миль от Великондара, лежала Небесная страна, отделенная от мира людей неприступной крепостью Ашшурова хребта.

Отдав надлежащее богу, жрец повернулся к Императору, и тот не без усилия согнул одеревеневшую спину. Разумеется, этот поклон предназначался богу, а не его жрецу. Теперь Император мог переступить через невидимую линию. Следом за жрецом он пересек подворье и прошествовал в храм. Император вздохнул с облегчением, оказавшись на сухом мозаичном полу, подогреваемом снизу горячим воздухом, чтобы великолепные фрески храма даже в дождливый месяц не страдали от сырости.

Жрец откинул назад мокрые волосы и начал приветственную речь. Аккараф не слушал. Взгляд его рассеянно скользил по стенам храма. Он тысячи раз видел все, что здесь нарисовано. Древние фрески свода, изображавшие Прежних божеств, чудовищ, чей облик не имел ничего общего с человеческим, и восхитительные лики сестер-богинь Ирзаи и Таймат, в порыве страстной любви разрывающих пополам своего божественного мужа, единственного сына Верховного бога. Разумеется, здесь не было фресок, изображавших богов Яго и Аша. Раз Ашшур отказался от разорванного сына и его бессмертных частей, обретших собственную божественную сущность, значит, для храма ни Аш, ни Яго не существуют. Зато на стенах в строгом соответствии со сторонами света изображались диковины и чудеса самой Земли Ашшура: люди, звери, горы и реки, плывущие корабли и катящиеся в битву колесницы. Здесь длиннокосый фетс, восседающий на слоне, соседствовал с диким кансом на тощем верблюде, а цивилизованный, пристойно одетый эгерини – с плосколицым самерийцем в медвежьей шкуре. Конечно, жители Самери давно уже не одевались в шкуры, но десять веков назад, когда расписывались стены храма, дело обстояло именно так. Впрочем, были здесь и новые картины, коим не исполнилось и сотни лет.

Пол храма представлял из себя огромную мозаичную карту Земли Ашшура, строго ориентированную по сторонам света. Ноги Императора Карнагрии попирали голубую гладь моря. По левую руку от него вытянулись Священные острова Сок, по правую – мелкая россыпь Архипелага Табе с крохотными тримаранчиками дикарей. Во дворце Царя царей была такая же карта, причем выполненная более подробно и тщательно. Необходимая вещь для повелителя самой большой из Четырех Империй.

Ноги Императора устали держать тучное тело, но сесть он не мог. По ритуалу. Жрец, видевший, что Император утомился, заговорил быстрей. Наконец он закончил, и Император двинулся к алтарю, к горке земли, приготовленной для благословения. Аккараф плюнул на нее, прочитал вслух положенную молитву и заторопился к выходу. Остальное сделают без него.

Верховный жрец проводил Царя царей недовольным взглядом. В прежние времена слюны было недостаточно: полагалось кропить землю еще и спермой. Но, по слухам, со спермой у Аккарафа дела обстояли неважно, несмотря на все усилия лекарей и магов. В прежние времена такого Императора…

Верховный жрец остановил поток крамольных мыслей. Не так уж он и плох, этот толстяк. По крайней мере, не скупится на дары и пожертвования.

Царь царей, Владыка Карнагрии Аккараф обедал в одиночестве. Шестеро музыкантов и три любимые танцовщицы Императора услаждали его зрение и слух, чтобы желудку Аккарафа легче было переварить кушанья, в строгом порядке подносимые слугами. Трапеза Царя царей продолжалась уже более двух часов, и наследный принц Йорганкеш изнывал от нетерпения по другую сторону дверей. Йорганкеш, усыновленный Императором, поскольку собственными детьми Ашшур Владыку Карнагрии не порадовал, приходился Царю царей племянником. Отца нынешний наследник лишился в возрасте трех лет. Тот был отравлен, как говорили, не без участия Аккарафа. Обычная история для Владык Карнагрии. Так сказать, семейное дело. И впрямь: может ли старший брат спокойно наслаждаться властью, если младший, способный ее наследовать,– жив?

Аккараф не мог. Впрочем, свое участие в смерти отца Йорганкеша он отрицал. А попросту усыновил сына покойного. В то время Аккараф еще не знал, что собственных детей у него не будет.

Ребенок – не соперник законному повелителю. Поэтому Йорганкешу было позволено расти. Но сейчас, когда племяннику-сыну исполнилось девятнадцать, ему следовало вести себя очень осторожно.

Наследник Кедрового Трона вышагивал из угла в угол под равнодушными взглядами дворцовой стражи, невозмутимых гвардейцев, чьи алые доспехи выглядели безвкусно в зале, выдержанном в мягких серых и зеленых тонах. Но еще ни один из потомков Шаркара-Победителя не рискнул подбирать охрану исходя из дворцового интерьера.

Пока наследник Трона измерял шагами мраморный пол, советник Саконнин, которому было велено наставлять наследника в управлении государственными делами (говоря же прямо – присматривать за ним), сидел в удобном кресле и наблюдал за Йорганкешем светлыми холодными глазами.

Саконнин знал, чего хочет наследник от Царя царей. И заранее знал ответ Аккарафа. К сожалению, он знал и то, что, запретив Йорганкешу действовать, Император сам палец о палец не ударит. Оба они: и Владыка Карнагрии, и его племянник – с точки зрения советника, были ничтожествами. Но Саконнин, истинный царедворец, ни словом, ни жестом не выдавал своего отношения. Он повиновался первому и старался помогать второму. И никогда не противоречил: чем ничтожнее правитель, тем меньше ему следует возражать. Если хочешь остаться царским советником.

Двери приоткрылись, выпустив церемониймейстера.

– Царь царей, да продлятся его годы, закончил трапезу,– сообщил он Саконнину.

– Доложи обо мне! – потребовал Йорганкеш.

Церемониймейстер поклонился и исчез за дверью. Спустя несколько минут он вернулся.

– Император примет своего сына,– сказал он.– Прошу! – и широко распахнул двери.

Владыка Карнагрии сидел на подушках, удобно устроив на коленях обтянутый желтой парчой живот. Стол с яствами уже убрали. Рядом с Аккарафом пристроилась танцовщица: она облизывала жирные пальцы Императора и вытирала их полотенцем.

Владыка рыгнул и сделал знак: подойдите.

Йорганкеш быстро пересек двадцать локтей фетского ковра и уселся на подушки напротив дяди. Саконнин ограничился десятью шагами. Он знал свое место.

– Тебе уже доложили? – опуская церемониальное приветствие, спросил Йорганкеш.

– О чем? – Император двинул бровью, и музыканты тихонько заиграли.

– О фетсах!

– Ах об этом… Да, разумеется.

Солнечный свет, проникая сквозь оконные витражи, окрашивался в теплые желтые и оранжевые тона.