Мэри Пирсон - Сердце предательства [litres]

Рядом с Рейфом сидела Каланта, ее бисерное голубое око тоже вперилось в меня, а другой глаз, мутно-голубой, смотрел в стол. Женщина подняла стоящее перед ней блюдо с костями, черепами и зубами и запела по-вендански. Некоторые слова мне не доводилось слышать раньше.

– E cristav unter quiannad.


Гул голосов. Пауза.

– Meunter ijotande.


Она воздела кости над головой.

– Yaveen hal an ziadre.

Каланта опустила поднос на стол и добавила тихо.

– Paviamma.

На это, к моему удивлению, братия ответила тем же, и торжественное paviamma вернулось к ней эхом.

Meunter . Никогда. Ziadre . Жизнь. Я не понимала, что происходит, но голос Каланты звучал весомо и строго. Какое-то песнопение. Затверженное, как мне показалось, наизусть. Уж не начало ли какого-то темного варварского обряда? В памяти мгновенно всплыли все слышанные в детстве жуткие истории о безжалостных варварах. Что они собираются делать?

– Что это? – шепотом спросила я, нагнувшись к Кадену.

Каланта поставила блюдо на стол, и братья один за другим стали брать кости или черепа.

– Просто благословение жертвоприношения, – так же шепотом ответил Каден. – Кости напоминают о том, что всякая трапеза – это дар, который обходится высокой ценой жизни какого-то существа. Его нельзя принимать без благодарности.

Молитва поминовения? Я следила за тем, как передавалось блюдо, как грозные воины брали с него побелевшие кости и добавляли их к связкам у себя на поясах. Всякая трапеза – это дар . Я мотнула головой, стряхивая наваждение, гоня от себя объяснение, которое совсем не сочеталось с уже составленным мной представлением. Мне вспомнились исхудавшие люди с запавшими глазами, которые всматривались в мое лицо, когда я входила в ворота, вспомнился страх, охвативший меня от перестука свисающих с их поясов костей. Первое мое впечатление было основано на сумрачных мыслях о кровожадных дикарях, бахвалящихся своей свирепостью.

Сама того не замечая, я хмурилась, пока не заметила, что на меня поглядывает Комизар, кривя рот в самодовольной ухмылке. Разумеется, от него не утаилось мое непонимание, но кроме того я заметила, что он тайком наблюдает за Каденом. Ненароком, будто случайно, но внимательно. Каден последовал моему распоряжению, а не его приказу, и теперь это грызло Комизара изнутри.

Когда блюдо с костями в обход меня передавали какому-то наместнику, я протянула руку и взяла кость. Это оказалась часть челюсти с зубом, на которой давно не осталось ни следа плоти. Я чувствовала, как Рейф глядит на меня, но была осторожна и даже не поворачивала головы в его сторону. Встав, я вытянула нитку из своего подола, обвязала ею кость и повесила себе на шею.

– Тогда уж повторите и слова, принцесса Арабелла, – обратился ко мне Комизар, – или вы можете скопировать только движения?

Приглашение говорить на их родном языке? Сам того не зная, Комизар сыграл мне на руку. Я могла не понимать значения каждого слова, зато смогла их в точности повторить. Такое не всякому под силу.

– Meunter ijotande. Enade nay, sher Komizar, te mias wei etor azen urato chokabre .

Я произнесла это без запинки, без намека на акцент. В зале повисла полная тишина.

Рейф уставился на меня с открытым ртом. Не знаю, понял он сказанное или нет, но к нему наклонилась Каланта и шепотом перевела: « Вы, дорогой Комизар, не единственные, кому знаком голод ». Комизар сердито сверкнул на нее глазами, давая понять, чтобы она замолчала.

Я оглядела длинный ряд сидящих – в числе братии были Гриз, Эбен, Финч и Малик. Они, как и Рейф, сидели с открытыми ртами. Я повернулась к Комизару.

– И если уж вы намерены титуловать меня по этикету, – добавила я, – я бы просила по крайней мере обращаться ко мне правильно. Джезелия. Мое имя Джезелия.

Я ждала в надежде, что это имя будет узнано, но ничего не произошло – ни Комизар, ни остальные никак не отреагировали на него. Вся моя храбрость испарилась. Никто ничего не понял. Я потупила глаза и села на место.

– Ах, я и забыл, вы, короли, так богаты, что у вас и имен в избытке, прямо как меховых шуб. Джезелия! Что ж, пусть будет Джезелия, – подал голос Комизар и с шутливой гримасой поднял вверх кружку, будто бы в мою честь. Смех развязал языки, которые всего несколько секунд назад я заставила замолчать. Со всех сторон посыпались насмешки и издевательские тосты. Комизар сумел выкрутиться из неприятной ситуации. Он ловко переключил общее внимание, заставив варваров думать о богатстве королей, касавшемся даже количества имен.

Трапеза началась. Каден уговаривал меня поесть. Я с трудом проглотила несколько кусочков, но, хоть и понимала, что истощена, голода не чувствовала – слишком много всего на меня навалилось за эти дни. Комизар распорядился расковать Рейфу руки, чтобы он мог есть, сам же пустился в велеречивые рассуждения о том, что другие королевства оценили наконец Венду по достоинству – поэтому отужинать с ними даже прислали особу королевской крови и придворного советника. Хотя его тон был беззаботен и шутлив, я наблюдала, как он несколько раз склонялся к Рейфу и принимался расспрашивать его о дворе Дальбрека. Рейф отвечал, тщательно подбирая слова. Я ошеломленно наблюдала за мгновенной переменой в нем от узника в кандалах до блестящего посланца.

Затем я заметила, как Каланта подливает ему эль, хотя он и не просил об этом. Пытается развязать ему язык? Или ее внимание к нему объясняется другими причинами? Каланта была красива необычной, жутковатой красотой. Красотой не от мира сего. Ее длинные бесцветные волосы волнами падали на обнаженные плечи. В ее внешности не было ни одной заурядной черты, чего стоили хотя бы неестественно длинные тонкие пальцы с накрашенными ногтями. Я гадала, какое положение она занимает здесь, в Санктуме. В зале были и другие женщины, одни сидели с военными, другие прислуживали – да еще та неясная фигура, которую я видела в тени, если только это была женщина. Но Каланта излучала уверенность, она выделялась среди прочих всем, от необычной повязки на глазу до изящных цепочек, которые позвякивали у нее на талии.

Мне было странно видеть, как Рейф легко улыбается, играя роль пресыщенного царедворца, которого интересует лишь собственная выгода. Комизар повелся на это, хотя и старался соблюдать дистанцию. Рейф точно знал, какие подобрать слова и когда бросить неопределенную реплику, чтобы удерживать интерес Комизара, не давая ему затухнуть. Как вышло, с удивлением думала я, что в крестьянине, батраке, в которого я влюбилась, открываются все новые, не знакомые мне до сих пор грани. Я следила, как двигаются его губы, всматривалась в еле заметные морщинки, разбегавшиеся от уголков его глаз, когда он улыбался, любовалась широкими плечами. Принц . Ну как же получилось, что я ничего даже не заподозрила? Я припомнила его хмурое лицо в тот первый вечер, когда я обслуживала его в таверне, – язвительность в каждом слове, обращенном ко мне. Я сбежала из-под венца. Какую же досаду, какой гнев он должен был испытывать, пока шел по следу, приведшему его в таверну, – кстати, то, что он меня отыскал, тоже многое говорит о его умениях. Сколько же мне еще предстоит о нем узнать…