Эрика Йохансен - Завоевание Тирлинга [litres]

Джонатан все ждал ответа, но Лили не могла объяснить, только не ему. Джонатан был морпехом, воевал в Саудовской Аравии в заключительной отчаянной схватке за последнюю нефть в мире. Он был лоялистом. И держал пистолет.

– Я не собираюсь выдавать ее, – наконец ответила Лили. – Ты расскажешь Грегу?

Джонатан задумчиво посмотрел на женщину.

– Нет, мэм. Но вам нужен врач. Иначе она умрет от потери крови прямо на этом диване.

Лили пробежалась по списку знакомых местных врачей. Друзья Грега, ни один из которых не заслуживал доверия. Кабинет их семейного врача, доктора Коллинза, находился менее чем в пяти километрах, в центре города, но этот вариант тоже никуда не годился. Доктор Коллинз никогда не спрашивал Лили, хотела бы она завести ребенка. Во время ее последнего визита он посоветовал ей сильнее расслабляться во время секса, дескать, расслабление – отличный способ забеременеть.

– Мой кошелек. Там есть карта. Мой врач в Нью-Йорке.

– Дэвис? Это не его область.

– Он – репродуктолог!

– Как скажете, миссис Эм.

Она уставилась на него на мгновение.

– Так ты расскажешь Грегу?

Джонатан вздохнул, вытягивая из кармана ключи от «Лексуса».

– Оставайтесь здесь. Передавите рану. Я вернусь с врачом.

– Каким врачом?

– Не беспокойтесь об этом.

– Не из дружков Грега?

– Не беспокойтесь об этом, миссис Эм. Вы правы: мы оба знаем, как хранить секреты.

Джонатана не было больше часа, и Лили успела навоображать самое худшее: что Джонатана задержали за перевозку врача без лицензии; Джонатану вообще не удалось найти врача; но в основном, что Джонатан отправился прямиком в офис Грега, прямиком в Безопасность, чтобы все им рассказать. Джонатан работал ее телохранителем почти три года, убеждала себя Лили, и знал о докторе Дэвисе. Хотел бы доставить ей неприятности, давным-давно бы доставил.

Но она все равно боялась.

Девушка на диване теряла кровь прямо у Лили на глазах. Когда она разлепила обветренные почти белые губы, пытаясь заговорить, вышло лишь сиплое карканье. Лили спустилась вниз и наполнила миску колотым льдом. Она понятия не имела, как заботиться о больных, но в детстве перенесла воспаление легких и всю ту неделю могла есть только колотый лед. Она намочила тряпку ледяной водой и тоже бросила ее в миску.

Когда она вернулась, девушка на диване спросила, где она. Лили попыталась объяснить ей, но беглянка потеряла сознание до того, как она закончила. Еще три часа, и Грег вернется домой. Где же Джонатан? И что Лили делать? Прятать таблетки – это одно, но укрывать человека – совсем другое.

– Как вас зовут? – спросила Лили, когда раненая снова очнулась.

– Без имен, – прошептала девушка в ответ.

Лили показалось, что ей уже попадались эти слова, возможно, в одной из бесчисленных правительственных брошюр и листовок. Что эта женщина здесь делает? Время от времени Лили слышала по соседству сирены, иногда далеко, а иногда очень близко. Она проверила новостные сайты на настенной панели, но там не оказалось ничего, никаких местных новостей о нарушителе или каком-либо преступлении. Лили сходила в комнату наблюдения и удалила все записи за последние сутки. Всегда оставался шанс, что Грег наблюдает за домом в реальном времени, но вряд ли сегодня: под конец конференции, перед посадкой на самолет, Грег сосредоточится на подхалимаже. На обратном пути она убрала грязь.

Девушка все еще не пришла в сознание. Она была слишком молода, чтобы оказаться Мэдди, да и слишком высока, но все равно на диване словно бы возлежал призрак. День клонился к вечеру, линия солнца из окна пересекла плечо женщины, и Лили заметила шрам чуть выше ключицы. У Лили имелся шрам в том же месте: аккуратная хирургическая линия, оставшаяся после имплантации метки, когда она была еще совсем юной. Но этот шрам был гораздо заметнее. Не тонкая, чистая линия, остающаяся после лазера. Он выглядел так, словно его сделали скальпелем.

Лили долго пялилась на шрам, охваченная безумной догадкой: девушка каким-то образом вытащила метку. Это казалось невозможным: в каждой метке содержался смертельный яд, высвобождающийся, если кто-то пытался вмешаться в устройство. Но чем дольше Лили рассматривала шрам, тем сильнее крепла ее уверенность, что этой девушке удалось избавиться от метки. Она могла пойти, куда ей вздумается, без Безопасности, отслеживающей каждое ее движение. Лили даже представить себе не могла, каково это.

В четыре Джонатан наконец-то вернулся с опрятным седовласым мужчиной. На вкус Лили, маленький человечек выглядел именно так, как должен выглядеть доктор: он носил профессионально выглядевший серый костюм, старомодные очки в проволочной оправе и нес небольшой черный кожаный саквояж, открывавшийся со щелчком. Не обратив никакого внимания на Лили, врач сразу направился к девушке на диване. Мгновенно поставив диагноз, он обернулся и сказал, словно бы обращаясь к медсестре:

– Кипяченой воды и полотенец. Хлопковых.

Лили так удивилась, что на мгновение застыла. Она не привыкла получать приказы в собственном доме.

«Только от Грега», – шепнул внутренний голос, и это заставило ее двигаться, отправиться из детской на кухню. Принеся воду, она подошла к шкафу, пытаясь определить, каких полотенец Грег бы не хватился. Время от времени он обращал внимание на случайные детали: в один день Лили могла выбросить комплект поизносившихся простыней, а год спустя Грег спрашивал, куда они подевались. Ни одно из их полотенец не было достаточно темным, чтобы скрыть кровь, какой бы комплект она ни выбрала.

Просто бери и неси, черт возьми.

Лили схватила набор сосново-зеленых полотенец, который всегда ненавидела: свадебный подарок тетушки Грега. Вернувшись, она обнаружила, что Джонатан с доктором передвинули диван к окну, под прямые солнечные лучи. Доктор снял с девушки безразмерный свитер, под которым оказалась выцветшая мужская майка, и теперь срезал майку ножницами из саквояжа. Лили наклонилась, укладывая полотенца рядом с ним.

– Этого достаточно, мисс.

– Лили.

– Без имен.

Снова эта фраза. Почувствовав упрек, Лили повернулась к Джонатану и обнаружила, что тот вынул пистолет, блестящую черную штуковину, из-за которой ей всегда становилось не по себе, и возится с ним, разряжая и снова заряжая.

– Подержите ее, – сказал доктор. Лили не поняла, к кому он обращался, но они оба шагнули вперед, Лили – к рукам женщины, Джонатан, спрятав пистолет, – к ногам. Опустив взгляд и увидев вспышку паники в глазах девушки, Лили положила руку ей на лоб, и, чувствуя себя самой ужасной обманщицей в мире, прошептала:

– Все будет хорошо.

Следующие полчаса Лили запомнила до конца своих дней во всех тошнотворных подробностях. У врача хотя бы оказался лазерный зонд, но, когда он начал орудовать им, руки девушки так напряглись, что лицо и шея Лили от усилия покрылись липким потом. Каждые несколько минут врач бормотал: «Глубоко засела, маленькая засранка», и только по этому бормотанию Лили отмечала течение времени.