Кшиштоф Пискорский - Тенеграф [litres, edited]

И’Барратора проскользнул танцевальным движением между ней и головорезом, а потом буквально растворился в тени между свитками материи, словно бы поглощенный землею.

Но это был лишь обман зрения, и, прежде чем ослепленная сиянием Кальхира сумела его высмотреть, раздался крик испуганного Реальто Аркузона.

И’Барратора шагал в сторону света, ведя перед собою купца — с приставленным к его шее кинжалом.

Они встали вдвоем, боком, так чтобы место, где И’Барратора вывернул за спину руку Реальто, еще оставалось в тени, но плечи их и головы, почти соприкасаясь, находились уже в солнечном столпе.

— Убей его! — кричал Аркузон. — Убей!

— Не могу, — Кальхира опустила клинок.

— Ты, сука, шалава портовая, ты ведь говорила, что и не с такими справлялась! Испугалась?

— Вы не понимаете, господин Аркузон, — ответила со своим странным акцентом девушка, указывая кончиком шпаги на тени, вырисовывающиеся посредине солнечного пятна.

Только теперь купец взглянул вниз и завыл:

— Ты сбрендил, Арахон! Не сделаешь…

— Сделаю.

— Это действует в обе стороны.

— А что ты скорее потерял бы: жизнь или кусочек души? А у меня ее и так немного.

— Инквизиция…

— Не трогает таких, как я. Ты должен бы это знать. Риски велики, выгода мала.

— Ты сбрендил, не решишься! — снова крикнул купец.

— Ты прав, — ответил И’Барратора.

И толкнул Реальто изо всех сил в направлении Кальхиры, поскольку не рад был бы соединению с такой гнидой, как он. После такого что-то могло остаться в тебе, проклятие на всю жизнь, столь же опасное, как незатянувшаяся рана.

Кальхира не стала ловить патрона. Напротив, толкнула его локтем в бок, поднимая рапиру, но забияка подле нее оказался не настолько рассудителен. Может, полагал, что сумеет защитить работодателя, может, отреагировал инстинктивно, видя, как его господин летит лицом в доски пола. Придержал он Аркузона и даже не заметил блеска рапиры, которая, словно молния, выстрелила над плечами купца и воткнулась ему в глаз.

Кальхира тотчас перешла в атаку, однако И’Барратора сбил ее удар дагой, а потом отскочил, высвобождая рапиру.

Она сняла шляпу, отбросила ее в сторону. Свистнула несколько раз клинком.

— Аркузон говорил, что ты одна из лучших шпаг Серивы, — сказала. — Я приплыла учиться у здешних мастеров. Ты дашь мне первый урок.

— Причем сразу и задаром, — ответил мужчина. — Уйди. Ступай в порт, садись на корабль и возвращайся туда, откуда ты приплыла.

— Знаешь, скольких я послала к черту?

— Вот видишь, подходящий момент для тебя. Ступай к черту и не суйся туда, где тебе не место.

Девушка фыркнула. Кинулась на него с уколом быстрым, словно движение глаза. Он понял, отчего она была столь уверена в себе.

Без сдерживающих ее с обеих сторон головорезов она сделалась куда опасней. Была ловкой и гибкой. Чуть присогнув колени, широко расставив ноги, она наносила яростные уколы, словно разъяренная кобра. При этом выбрасывала вперед тело в агрессивных выпадах, характерных для восточной школы мастера Ангела Виджианеджо. И’Барратора мог представить, что в своих землях она могла быть лучшей — первая шпага какой-нибудь приморской страны. Но, как и многие провинциальные фехтовальщики, ежегодно прибывающие на соревнования за подвязку королевы, она просчиталась, приплыв в Сериву. Потому что здесь слишком много парней приучалось к шпаге уже с того момента, как они начинали ходить.

Они скрестили клинки, разошлись, звеня рапирами, снова сошлись. И’Барратора поднажал всем весом, так что ей пришлось отступить. Они поменялись местами, и тогда Кальхира выругалась, поскольку поняла уже, что именно происходит. Противник ее не имел намерения сражаться, хотел лишь сменить позицию, совершить удачную рокировку, после которой он встал над поднимающимся с земли купцом.

Не спуская с девушки глаз, фехтовальщик воткнул дагу по самый эфес в середину загривка Реальто Аркузона.

Он даже не взглянул вниз, когда богатый и влиятельный купец из Серивы, трапезничавший за одним столом с грандами двух родов, взвизгнул, свернулся в клубок, выплюнул изо рта темную кровь и помер. Поскольку я всегда находил своеобразное удовлетворение в цифрах, скажу вам, что Аркузон был тридцать девятым человеком, погибшим от руки И’Барраторы.

— Убийца, — прошипела девушка.

— И кто бы говорил?

— В спину? Лежащего? Так вы сражаетесь в Сериве?

— Лучше заманить человека в ловушку и напасть втроем?

— Мерзавец.

— Послушай меня. Аркузон мертв, а значит, тебе он не заплатит. У нас говорят, что смерть работодателя разрывает контракт. История окончена. Уходи.

Он очень хотел, чтобы Кальхира поняла. Он так сильно хотел избежать боя, что отказался даже от планов допросить Аркузона. Однако было у него неприятное впечатление, что та самая гордыня, которая подталкивала девушку, чтобы ухватиться за рапиру в мире, где властвуют мужчины, чтобы скрещивать клинки с пиратами и профессиональными убийцами, станет и причиной ее погибели.

— Аркузон был прав. Ты словно бешеный пес. Мог сбежать, но захотел лизать кровь.

— Ты за кровью приплыла в самую Сериву. Еще можешь отступить. Это не игры. Если мы начнем — один из нас погибнет.

— Я не знала, что прославленный Арахон Каранза Мартинез И’Грената И’Барратора столь труслив.

Он так и не сумел ударить первым. Хотел сохранить надежду на мирный конец до последнего момента. Это Кальхира бросилась на него с яростью.

Была ловкой и быстрой, знала шаги и удары, но он тренировался всю жизнь. Движения его были экономными, но стремительными и сильными. Благодаря длине рук и массивной военной рапире доставал он чуть дальше. На три ее удара наносил один, но куда более опасный. Уже при первом обмене уколами он почти прошил ее навылет.

Улыбка быстро исчезла с лица девушки, уступая место мрачной обреченности. Вероятно, она никогда не сражалась с таким противником. И’Барратора был адептом Магического Круга — старой серивской школы фехтования. Его первый учитель, одноглазый портонец, который тренировал его давным-давно в поместье, называемом Саранха, был учеником создателя оной школы, мастера Каррантиды.

Арахон на всю жизнь запомнил две страницы, густо испещренные линиями и черными абрисами ступней — эту схему портонец вбивал ему в голову два года. Своим ученикам И’Барратора рисовал их по памяти.

Если, услышав «магический круг», вы думаете о заклинаниях, чародействах, порошках из ручек младенца — вы ошибаетесь. Магический Круг с колдовством имел столько же общего, сколько Укол Королевы с Гонзагой IV, королевой-матерью. Была это техника, порожденная соединением геометрии и фехтования. Каждая ситуация между сражающимися заключалась в многоугольник, испещренный диагоналями, а вернее, в два многоугольника, которые можно было нарисовать вокруг обоих фехтмайстеров. Размер и количество линий зависели от длины рук, от оружия сражающихся и от того, какая рука была главной, а в какой — держали они дагу. И как в геометрии все можно описать линиями, так и на каждое положение рук, ног и оружия, которое мог принять противник в своем кругу, существовала хорошая контратака.