Мэрион Брэдли - Туманы Авалона [litres]

– И что же, пускай все идет так, как будто Артура и вовсе не было на свете? – негодующе спросил Гарет. – А как же твоя клятва верности?

Ланселет взхдохнул.

– Если ты так хочешь, Гарет, я разыщу Галахада.

– И как можно быстрее! – настойчиво воскликнул Гарет. – И объясни ему, что его верность королю важнее всех подвигов, Граалей и богов, вместе взятых…

– А если он не пойдет со мной? – печально спросил Ланселет.

– Если не пойдет, – медленно произнес Гарет, – значит, он – не тот король, в котором мы будем нуждаться после смерти Артура. Значит, мы в воле Божьей, и да будет Он к нам милостив!

– Кузен мой и брат, – сказал Ланселет, вновь обнимая Гарета, – мы всегда в воле Божьей. Но я даю тебе слово: я разыщу Галахада и вернусь вместе с ним в Камелот. Клянусь тебе…

А затем свет погас, и лицо Гарета скрыла тьма, и на миг остались лишь лучистые глаза Ланселета – столь похожие на глаза Вивианы, что Моргаузе почудилось, будто это ее сестра, жрица, взирает на нее с хмурым неодобрением, словно спрашивая: «Моргауза, что ты творишь?» Но затем и они исчезли, и Моргауза осталась одна; из камина по-прежнему валили клубы дыма, но магическая сила развеялась, а на полу валялось обмякшее, обескровленное тело мертвой служанки.

Ланселет! Ланселет, будь он проклят! Он до сих пор способен разрушить ее замыслы! Моргаузу пронзила ненависть, острая, как боль. Голова у нее раскалывалась, а к горлу подступала тошнота – как всегда после колдовства. Моргаузе хотелось сейчас лишь одного: растянуться у камина, и заснуть, и выспаться как следует. Но нет, она должна быть сильной. Она не позволит силам чародейства взять над нею верх. Она – королева Лотиана, королева Тьмы! Моргауза открыла дверь и отволокла труп собаки на мусорную кучу, не обращая внимания на тошнотворное зловоние.

Но ей было не под силу в одиночку справиться с мертвой служанкой. Моргауза уже готова была позвать на помощь, но потом остановилась и поднесла руки к лицу. И руки, и лицо по-прежнему были в липкой крови. Нет, нельзя допустить, чтоб ее застали в таком виде. Королева отыскала таз и кувшин с водой, умылась, вымыла руки и заново заплела волосы. Правда, остались еще пятна крови на одежде, но с этим пока ничего не поделаешь; впрочем, теперь, когда огонь в камине погас, тут мало что можно разглядеть. Наконец Моргауза позвала своего дворецкого, и тот почти мгновенно возник на пороге. На лице его читалось жадное любопытство.

– Что случилось, моя королева? Я услышал крики – тут что-то стряслось?

Он поднял лампу повыше. Моргауза отлично знала, какой она сейчас видится дворецкому – прекрасной и немного растрепанной; отголосок Зрения словно позволил ей взглянуть на себя чужими глазами. «Стоит мне сейчас протянуть руку, и я возьму его прямо рядом с трупом этой девчонки», – подумала Моргауза, испытывая одновременно и странную, судорожную боль, и наслаждение вожделения, и мысленно расхохоталась. Но потом королева отказалась от этой мысли. Еще успеется.

– Да, стряслось – такое скверное происшествие. Бедная Бекка… – Моргауза указала на обмякший труп. – Она упала в камин, а когда я попыталась помочь ей, обработать ожоги, она выхватила у меня нож и перерезала себе горло. Должно быть, несчастная сошла с ума от боли. Бедняга. И меня забрызгала кровью с ног до головы.

Дворецкий испуганно вскрикнул, приблизился к безжизненному телу служанки и осмотрел ее.

– Экое дело! Несчастная девица всегда была не в своем уме. Не стоило тебе брать ее в служанки, госпожа.

В голосе дворецкого прозвучали нотки укоризны, и это вывело Моргаузу из себя. Неужто ей и вправду хотелось взять это ничтожество к себе на ложе?

– Я позвала тебя не за тем, чтоб обсуждать мои поступки. Забери девчонку и позаботься о похоронах. И пришли ко мне моих служанок. На рассвете я отправляюсь в Камелот.

Начинало вечереть, а завеса мелкого дождя окончательно скрывала дорогу. Моргауза промокла и замерзла, и потому, когда ее конюший, подъехав, спросил: «Госпожа, вы уверены, что мы свернули на нужную дорогу?» – это вызвало у нее очередную вспышку раздражения.

Она уже несколько месяцев приглядывалась к конюшему; его звали Кормак, он был молод, высок и широкоплеч, с резкими чертами лица и орлиным профилем. Но сейчас Моргаузе казалось, что все мужчины до единого – безнадежные глупцы. Лучше б уж она оставила этого Кормака дома и сама возглавила отряд – все бы больше толку было! Но были вещи, которых не стоило делать даже королеве Лотианской.

– Я не знаю здешних дорог. Зато я знаю, что мы должны уже подъезжать к Камелоту – судя по тому расстоянию, которое мы покрыли за день. Если, конечно, ты не сбился с пути в тумане, и теперь мы не едем обратно на север – а, Кормак?

При обычных обстоятельствах Моргауза была бы не против провести еще одну ночь в пути – шатер ее был обеспечен всеми мыслимыми удобствами; быть может, когда все женщины заснули бы, этот Кормак согрел бы ее постель.

«С тех пор, как я овладела колдовством, все мужчины – мои. И, похоже, меня это больше не интересует… Странно: ведь минуло уже немало времени с тех пор, как до меня дошло известие о смерти Ламорака, а я так и не выбрала себе мужчину. Неужто я старею?» При этой мысли Моргауза содрогнулась и решила, что этой ночью непременно заполучит Кормака… Но сперва нужно добраться до Камелота. Она нужна там – чтоб защищать интересы Гвидиона и давать ему советы.

– Дорога где-то здесь, болван! – нетерпеливо произнесла Моргауза. – Я ездила этим путем множество раз! Или ты принимаешь меня за дурочку?

– Боже упаси, госпожа! Я тоже часто ездил этой дорогой, и все-таки, похоже, мы как-то умудрились заблудиться, – сказал Кормак.

Моргауза почувствовала, что вот-вот лопнет от злости. Она мысленно представила себе хорошо знакомую дорогу от Лотиана до Камелота: сперва едешь по римскому тракту, потом сворачиваешь на наезженную дорогу, идущую вдоль болот Драконьего острова, а потом едешь вдоль гряды холмов, пока не утыкаешься в дорогу на Камелот. Артур так долго расширял и мостил ее, что теперь она почти не уступает старой римской дороге.

– Вот именно! Ты как-то умудрился пропустить поворот на Камелот, дурень ты этакий! А вон и руины римской крепости… уж не знаю, как нам это удалось, но мы очутились в получасе езды от поворота на Камелот, и теперь придется возвращаться! – вспылила Моргауза. Делать было нечего: оставалось лишь разворачиваться и ехать обратно, а уже начинало темнеть. Моргауза натянула капюшон поглубже и пришпорила свою лошадь, едва бредущую сквозь сгущающиеся сумерки. По-хорошему, до захода солнца оставалось не менее часа – в это-то время года! – но, однако же, на западном крае небосклона осталась лишь узкая полоска света.