Роберт Вегнер - Сказания Меекханского пограничья. Память всех слов

– А если рождается девочка?

– Ее отсылают в провинцию, а Храм и Библиотека вписывают ребенка в Книги Крови. Может, через пару поколений ее дочка или внучка приедет во дворец с закрытым лицом.

Деана не выдержала:

– Я слышала, что на севере, в Меекхане, таким образом разводят лошадей.

Он рассмеялся:

– Да. Ты права. Именно поэтому лучше быть слугой князя, а не им самим. Нынче Лавенерес второй в очереди на трон, роль его сводится к поездкам улицами города на спине слона и в приветствии толп, остальное время он проводит в попытках не влипнуть в паутину, которую выплетают Храм Огня, аф’гемиды Соловьев, Буйволов и Тростников, или в дворцовые ссоры, связанные с купеческими гильдиями, ремесленными цехами и старой аристократией. И даже – с Великой Библиотекой.

– Многовато занятий для такого юного мальчишки.

– Верно. Но это еще ничего, поскольку, если брат его не будет благословен потомком мужского рода, а пока что все так и есть, князю придется совершить… придется спариться с какой-то испуганной девушкой, чье лицо он не увидит и с которой не будет иметь права заговорить. И тогда он станет официально признан Благословенным, а проблемы его – лишь начнутся. Двор в Белом Коноверине – клубок намасленных змей.

– И потому он решил, что лучше рискнуть смертью в пустыне?

Переводчик засмеялся:

– Да. Ты наверняка права. Ты ведь нас не бросишь? – спросил он внезапно.

– Нет. Вы мои лаагвара . А это кое-что да значит.

– А что значит то, что ты спишь с саблей у бока?

Она ласково коснулась ножен трофейного оружия:

– Что всегда есть еще один путь бегства из этой пустыни.

– Но…

– Спи уже, неумолчный. Ты говорлив, словно старая женщина.

Оменар замолчал, а когда пришел вечер, она разбудила их и повела дальше.

Север Райя резиденцию свою устроил на Черном рынке. Его мастерские занимали весь пятиэтажный доходный дом, отличавшийся тем, что был он решительно ниже прислонившихся к нему братьев. Главе местных преступников не требовалось приумножать богатства, провоцируя здоровый рассудок и местного патрона каменщиков. Пяти этажей ему хватало полностью, в конце концов, большинство его людей работали, главным образом, снаружи.

Черный рынок получил название из-за сажи, что покрывала брусчатку, лавки и стены домов. А сажу порождали десятки горнов, что пылали здесь от рассвета до заката и выплевывали из своего чрева раскаленные добела куски стали, которые сразу же попадали на наковальни, под лупящие без устали молоты, чтобы придавать форму ножей, мечей, секир, топоров, шлемов и всякого подобного добра, необходимого для повседневного сеехийского хозяйствования.

Тут бил источник – один из источников – успеха Каманы, успеха, который опирался на новый способ восприятия торговли. Вместо того чтобы везти с континента готовые изделия, что утраивало бы цену каждого, город импортировал материалы: шерсть, которую местные прядильни, ткацкие мастерские и красильни превращали в штуки материи, сталь и железо – для оружия и инструментов, песок и соду – для вытапливания стекла, цветные глины – для изготовления знаменитого каманского фарфора. И множество других вещей, которые в таких местах, как Черный рынок, улица Суконщиков или Пуговичный переулок, превращались в товары.

Дом Райи имел внизу три горна и семь наковален, что обслуживались десятком-полутора ремесленников, в том числе парой мастеров-оружейников, привезенных из Понкее-Лаа, а выше – мастерские: на втором этаже занимались шлифовкой, заточкой и полировкой тех изделий, а на следующем – доведением до ума, изготовлением ножен, украшением рукоятей и гравировкой. Последний этаж занимали узенькие комнатки с двухъярусными кроватями. Такая себе местная традиция.

Это было мудрое вложение капитала, поскольку, если Райя хотел чувствовать пульс города, он не мог сосредотачиваться исключительно на припортовых тавернах и девках. Истинное богатство находилось как раз здесь, в таких местах, как Черный рынок, а кресло в Совете оружейников, одном из сильнейших в Камане, давало еще и дополнительную пользу. В конце концов, и в Понкее-Лаа, например, Цетрон тоже изображал солидного, средней руки, купца.

Альтсин прикидывал, сколькие из работающих ремесленников имеют хотя бы тень подозрения относительно реальных источников дохода своего принципала. А ими были контрабанда, кражи, присмотр за портовыми шлюхами и решение проблем местных богачей. Хотя, честно говоря, большинство этих проблем, скорее, решались, уплывая в море связанными, с камнем на шее.

Но кому-то нужно это делать, а борьба за удержание монополии на торговлю с Амонерией состояла не только в вежливых беседах с хрустальными бокалами в руках.

Эта последняя мысль наполнила Альтсина внезапным отвращением к миру, в котором честь и честность ничего не значат, а человеческая жизнь оценивается конкретными суммами золота и серебра, к тому же – уменьшавшимися из года в год.

Вор заколебался, стоя перед входом в доходный дом Райи, с головой, наполненной громыханием молотов, бьющих в раскаленное железо, и шипением мехов, что звучали как дыхание огненного чудовища.

Отвращение и гнев. Гнев и омерзение. Омерзение и разгорающаяся где-то внутри дикая ярость.

Уклонение.

Глубокий вдох, сжать зубы: сильно, до боли, вспомнить город и храм, методично наполняемый трупами, пламя, пожирающее живые тела, пленников, которых зарезали будто животных. И холод, глубокий и жесткий, словно сердце Андай’йи.

Даже не пытайся нас оценить. Никогда не пытайся нас оценить, дружище.

Альтсин вздохнул и вошел внутрь.

Райя принимал в комнатке в мансарде, над спальнями работников. Настоящая роскошь: в других домах мансарды были превращены в склады, там выделяли дополнительные места под спальни, тут же царили полки с книгами, большой стол с чернильницей из инкрустированной золотом раковины морского моллюска, два резных стула и лавка, обитая синим сукном. Вся мебель светилась бледно-розовым, показывая, что название «красный анухийский дуб» несколько расходилось с истиной. Что не меняло факта, что это было самое дорогое дерево на острове.

Альтсин встал перед бюро и ждал. Молча и спокойно. Уже при первой встрече у него сложилось впечатление, что главарь здешних бандитов любит выводить людей из равновесия мнимым игнорированием их – как сейчас, когда он казался занятым заполнением ровным, элегантным почерком очередных страниц в одной из своих книг.

– Хм… – Райя откашлялся, прервав тишину, хотя все еще не поднял взгляда. – Прошу, садись, брат Альтсин.

Вор пришел в сутане, чтобы не бросаться в глаза. В Камане монахи проведывали каждого, от богача до нищего, и никого не удивил бы еще один брат, стучащий в дверь уважаемого члена цеха – наверняка ради сбора милостыни. Собственно, как сам Альтсин быстро убедился, в таком месте на человека в подобном одеянии никто не обращал внимания. Это была идеальная маскировка.