Сергей Малицкий - Тени Богов. Искупление

«Никакое время не будет последним,

и за последним временем последует время,

но у каждого времени

есть начало, середина и конец».

Трижды пришедший

Книга пророчеств

Вот она, Долина Милости, у самых ног. В две сотни лиг шириной. От подошвы Молочных гор до Геллских пиков. Если бы не высота, на которую пришлось взобраться, и не разглядишь на горизонте черные зубцы. Тишина. Лишь холодный ветер путается в скалах и чуть слышно звенит ручей в заледенелых камнях. Посмотреть бы с этакой высоты на другую долину – на ту, на которой сошлись две силы, готовые перемолоть друг друга в кровавую пыль. Услышать бой барабанов, заранее зная, чем он обернется. И успеть вернуться к той, которая стоит за спиной, сразу, а не через много лет. Слишком много лет.

– Как ты меня нашел?

Только в последние дни зимы дышится так легко. Снег на холмах осел и покрылся жестким настом. Сыро, но воздух прозрачен как лучшее одалское стекло. Уже скоро весеннее солнце пробьет пелену облаков, растопит сугробы, согреет землю, и все живое пойдет в рост. Между узких речек взметнутся травы, вокруг озер зашелестят листвой рощи. Теплый туман поползет с холмов, наполняя ложбины. Здесь бы стадам пастись, но на той стороне долины разбойничье гнездо – Лок, поэтому не будет ни стад, ни свежей пашни, а редкие деревни останутся похожими на граничные остроги. На шесть сотен лиг раскинулась дикая вольница – от Вандилского леса до Мертвой степи, где властвуют кимры, которых разбойники боятся сами. Впрочем, в Мертвой степи и чуть севернее – в Хели – есть кое-что и пострашнее кимров. Но в Хель дорога одним безумцам, а здесь-то воля вольная всякому, однако, словно страшась местных красот, даже королевские дружины редко забредают в эти края. А уж купцы… Только с большой охраной. Не потому ли здесь так тихо и свежо? Отчего же никак не получается отдышаться?

– Как ты меня нашел?!

Высокий мужчина – судя по стати – крепкий воин, по лицу – почти старик, по влажным глазам – очарованный красотами весеннего Терминума юнец, обернулся, но сначала посмотрел не на привязчивую собеседницу – худую и беловолосую женщину средних лет, а взметнул взгляд к пронзающим синее небо снежным вершинам Молочных гор и блаженно зажмурился, словно почувствовал желанную прохладу.

– А ведь ты едва не убила меня…

Он поднял пронзенный короткой стрелой посох. Она скривила губы:

– Неужели ты стал смертным?

– Ты знаешь, о чем я…

– Захотела бы – убила. Отвечай, Бланс!

– Хопер, – поправил он ее, сбросил с плеча мешок, прислонил к камню испорченный посох, присел на обломок белой колонны и только потом стянул с головы вязаную гебонскую шапку и вытер ею пот с обветренного лица.

– Называй меня Хопером. Меня все так называют. Хотя бы последние лет пятьдесят точно. Значит, не убила, потому что не хотела убить? Ну хоть что-то… Ты-то по-прежнему Амма?

– Тебе-то что? Я – это я.

Она осторожно опустилась на похожий камень в десяти шагах от нежданного гостя. Положила рядом взведенный самострел, звякнула ножнами старого меча. Замерла на фоне древних развалин и сооруженной в их глубине убогой хижины. Рядом в загоне топчет снег небольшое стадо овец, жмется к стогу сена коротконогая кимрская кобыла с жеребенком, порыкивают два здоровенных степных пса. Такие разорвут в пару секунд, куда надежнее самострела или меча, который когда-то недурно поблескивал в сильных руках Аммы. Но воспитаны, лежат, подобрав под себя лапы, хотя глаз с гостя не сводят.

– Смотри… Я готов воспользоваться любым именем. Только скажи. Вижу, ты так и не отыскала свой клинок?

– Не твое дело, – поджала губы Амма.

– Не мое. А ты не переменилась. Сколько мы с тобой не виделись? Страшно подумать…

– Я тебя не видела семьсот два года. И надеялась, что больше уже не увижу.

– А ведь я искал тебя… – пробормотал Хопер, опустив взгляд на собственные сапоги.

– А я нет, – выдохнула Амма. – Одно время даже думала, что ты среди тех…

– Я выжил, Амма, – едва заметно качнулся Хопер. – Не своею волей, руку мне прострелили, да и тушку отметили, но выжил. Именно я, а не кто-то другой. Это я – тринадцатый.

– Значит… – она прищурилась, вглядываясь в Хопера.

– Да, – он кивнул.– Хвастаться нечем. Беду остановили или отсрочили без меня. Став смертными… Закляли сами себя и превратились… – Хопер засмеялся словно закашлялся, – в дюжину маленьких менгиров. В истуканов. Которые осыпались прахом. Вместе с оружием и доспехами.

И снова бой барабанов в ушах и ужас накатывающий с севера, где за частоколом пик – чудовища. Фризские стяги, маски энсов, оскаленные пасти бестий и пять силуэтов высших… Сколько они уже ему не снились? Года два или три? А ведь до этого едва ли ни каждую ночь…

– Так все и произошло? – она снова сузила взгляд.

– Наверное, – он пожал плечами. – Я был не самым внимательным наблюдателем. Валялся среди мертвецов почти таким же трупом… Но смерти двенадцати умбра хватило, чтобы последняя жатва завершилась. Да, плоть Терминума треснула, разверзлась Большим провалом, многие дома обрушились, придавив укрывшихся в них, но мор закончился, чудовища убрались в логова, северяне, потеряв каждого второго, отступили, жнецы рассеялись…

– А потом?

– А потом я очнулся. Вернулся на все готовенькое. Было бы странным… не очнуться. Залечил раны. Много лет искал тебя. Но ты хорошо пряталась. Зачем-то. Сколько нас осталось, Амма? Ты должна знать.

– Тринадцать, – ответила она.

– Надо же… – скорчил гримасу Хопер. – Значит, остальные все в деле? Мы поразительно живучи, не находишь? Почти как люди.

– Ничего не изменилось за семьсот лет, – проговорила Амма. – Так же как не менялось и предыдущие триста. Было двадцать пять умбра – осталось тринадцать. Пять верных слуг и восемь неверных. Пять высших и восемь низших. Восемь курро… Восемь беглецов. Я не удивлена, что ты выжил. Ты всегда был самым хитрым.

Хитрым… На что хватило его хитрости, так это оказаться в самой гуще схватки. Поднять нож, чтобы сделать то же, что решили сделать его соратники, и получить сразу три стрелы – в живот, под левую ключицу и в правую руку, которая оказалась пришпилена к груди. О чем он тогда подумал, выпуская кровавые пузыри изо рта? Ведь о ней. Точно о ней. Где же ты пропадала, Амма?

– Это не хитрость, – засучил рукав и показал шрам на предплечье Хопер. – Это судьба. Такой же на теле. И не один.

– Оправдываешься? – Она скривила губы. – Всегда оправдываешься.

– А если бы… я остался там, – хрустнул пальцами Хопер, – ты была бы рада моей смерти?

– Я уже давно ничему не рада, – проговорила Амма. – Как ты меня нашел, Бланс?