Р. Бэккер - Тысячекратная Мысль

Моэнгхус обнимал его, окружал его собой, лечил его бесчисленные шрамы…

– Найю…

Моэнгхус любил его… человека, который нашел его и повел в неизведанную степь.

– Я умираю, Найю, – с жаром шептал Моэнгхус. – Мне нужна твоя сила…

Бросил его. Покинул.

Найюр любил только его. Во всем мире – его одного…

«Плаксивая баба!»

Глубокий поцелуй, резкий запах. Сердце Найюра тяжело колотилось. Стыд сочился из пор, катился по дрожащим конечностям и еще сильнее возбуждал его.

Он судорожно выдохнул в горячий рот Моэнгхуса. Змеи вплелись в его волосы, прижались твердо и упруго, как фаллос, к его вискам. Найюр застонал.

Так не похоже на Серве или Анисси. Хватка борца, жесткая и неодолимая. Обещание поддержки и защиты в крепких объятиях.

Моэнгхус потянулся к его бедрам…

Его глаза пылали жаром, когда он шептал:

– Я шел нехоженой тропой.

Он ахнул, дернулся и упал, когда Найюр провел хорой по его щеке. Белый свет полыхнул из пустых глазниц. На мгновение скюльвенду показалось, что из черепа Моэнгхуса на него смотрит Бог.

«Что ты видишь?»

Но затем его любовник упал, объятый пламенем. Такова была сила, владевшая ими.

– Опять! – взвыл Найюр, глядя на обмякшее тело. – Почему ты снова покидаешь меня?

Его вопль полетел по древним залам, наполняя недра земли.

Потом Найюр захохотал, когда подумал о своем последнем свазонде. Он вырежет его на горле. Один последний значит так много…

«Пойми же! Пойми!»

Он захлебывался горем.

Скюльвенд опустился на колени у трупа любовника. Долго ли он так простоял, он не знал. Затем, когда колдовской свет начал угасать, на его щеку легла холодная рука. Он обернулся и увидел Серве. Ее лицо на миг раскрылось, словно глотнуло воздуха, затем снова стало прежним. Гладким и совершенным.

Да. Серве… Жена его сердца.

Его испытание и награда.

Абсолютная тьма поглотила их.

Огромное развороченное поле, которое оставили за собой медленно продвигавшиеся вперед Багряные Шпили, окружали стены пламени. За ними лежали дымящиеся руины. Но дряхлая сукновальня с ее открытыми галереями и каменными чанами чудом осталась невредимой. Стоя на коленях у южного окна, Пройас видел все как с края обрыва. Видел уничтожение Багряных Шпилей.

Барабаны язычников сменил сверхъестественный рев песнопений. Последние кишаурим – их осталось пятеро – парили над обугленными развалинами. Змеи выгибали шеи, высматривая выживших. Колдуны поминутно извергали свет, и темнеющее небо раскалывалось от грохота.

Пройас не понимал, что это значит. Он ничего не понимал…

Только одно: это Шайме.

Он обратил лицо к небу. Сквозь дымную завесу пробились первые проблески голубизны, золотая кайма на волокнистой черноте.

Вспышка. Искра на краю поля зрения. Пройас посмотрел на Священные высоты, увидел точку света над карнизами Первого храма. Точка зависла там, заливая кровлю купола белым сиянием, затем взорвалась так ярко, что по небу разошлись круги. Как сорвавшиеся с мачты паруса, огромные полотнища дыма покатились вперед, накрыли парящих кишаурим и руины вокруг них.

И тут Пройас заметил человека, стоявшего там, откуда шел свет, – так далеко, что его едва можно было разглядеть. Только светлые волосы и белопенное одеяние.

Келлхус!

Воин-Пророк.

Пройас заморгал. По телу прошла дрожь.

Келлхус спрыгнул с края храма, пролетел над ошеломленными фаним, толпившимися на Хетеринской стене, затем опустился сквозь кольцо горящих зданий на склоне. Даже отсюда Пройас слышал его Напев, раскалывающий мир.

Кишаурим обернулись. Воин-Пророк шел к ним, и его глаза горели, как два Гвоздя Небес. С каждым шагом из-под ног Келлхуса взлетали обломки и осколки: они складывались в сферы, пересекаясь и вращаясь, пока полностью не закрыли его.

Из-за туч выглянуло солнце, как после потопа. Огромные столбы белого света пронизали городской пейзаж, окрасили перламутром тела павших, заставили сиять серые и черные дымы пожарищ, все еще поднимавшиеся в небо. И тут Пройас понял, зачем Келлхусу понадобились защитные сферы – языческие лучники рылись в обломках среди развалин, пытаясь найти хоры.

Воин-Пророк закричал, и по земле прошел ряд взрывов, разбросавших камни и кирпичи. Но даже после этого в Келлхуса летели стрелы. Некоторые проносились мимо, другие отскакивали от защит, наполненные колдовской силой и несущие разрушение.

Снова раздались взрывы. Тела убитых отбрасывало в стороны. Руины домов содрогались. Грохот перекрывал бесконечную дробь барабанов.

Пятеро кишаурим, парящие над мглой и сияющие на солнце шафрановыми одеяниями, сошлись с Келлхусом. Сверкающие водопады силы столкнулись с его сферическими защитами, произведя такую ослепительную вспышку, что Пройасу пришлось закрыть глаза руками. Затем из вспышки выделились раскаленные совершенные линии. Они превратились в кинжально-острые геометрические формы, направленные на ближайшего кишаурим. Слепец стал хватать руками воздух, затем осыпался наземь дождем из крови и клочьев плоти.

Но защиты Келлхуса тоже дрожали, трещали и наконец пали под ударами нечестивого света. Ни одной молнии Гнозиса не сверкнуло, чтобы рассечь наступающих кишаурим. И Пройас понял, что Келлхус не в силах их победить, что теперь он может только наговаривать себе защиты, обороняясь. Он погибнет, это лишь вопрос времени.

Затем все внезапно кончилось. Кишаурим отступили, рев атаки стих, как дальний раскат грома. Пройас больше ничего не видел, кроме дыма, руин и солнца.

«Боже милостивый… Пресветлый Бог Богов!»

За спиной у одного из кишаурим вдруг полыхнул свет, и там появился Келлхус. Он схватил колдуна за горло, и клинок Эншойя пронзил шафрановую грудь. Пройас споткнулся, зашатался на грани падения. Затем восстановил равновесие и засмеялся сквозь слезы. Закричал.

Келлхус исчез. Тело убитого колдуна упало. Трое оставшихся кишаурим парили неподвижно, потрясенные. Будь у них глаза, они бы непременно заморгали от изумления.

Воин-Пророк появился за спиной у следующего, в мгновение ока поразил его и разрубил свисавших с шеи змей. Когда тело врага упало, Келлхус сделал резкое движение – поймал, как понял Пройас, выпущенную снизу арбалетную стрелу. Одним коротким движением он вонзил ее в ближайшего жреца-чародея. Взрыв света, обрамленного черным перламутром. Мертвый кишаурим рухнул вниз.

Пройас завопил. Никогда он не чувствовал себя таким юным, таким обновленным!

Анасуримбор Келлхус снова запел Абстракцию. Белые одежды полыхали на солнце. Плоскости и параболы сталкивались вокруг него. Сама земля, до самого сердца ее, загудела. Оставшийся в живых кишаурим чертил вокруг себя широкий круг. Он понял, что ему надо двигаться, чтобы избежать судьбы собратьев. Но поздно.