Р. Бэккер - Тысячекратная Мысль

Совершенно иное Священное воинство вступало в Энатпанею. Новички, разодетые в плащи и сюрко цветов своих господ, наглядно показывали меру этого преображения. Весть о страданиях Священного воинства в Карасканде сподвигла тысячи айнрити пуститься в плавание по зимнему морю в Джокту. Они прибыли к городским вратам вскоре после снятия осады, гордые и самоуверенные. Так же вели себя под Момемном и Асгилиохом те, что ныне смотрели на новоприбывших со стен. Однако в город новички вступали молча, потрясенные измученными лицами и пристальными взглядами встречавших. Все обычаи были соблюдены – люди пожимали друг другу руки, соотечественники обнимались, – но только внешне.

Выжившие в Карасканде Люди Бивня теперь стали сынами иной нации. Они пролили всю ту кровь, что связывала их с прошлым. Старые узы верности и традиций превратились в сказки о дальнем царстве вроде Зеума, места слишком далекого, чтобы считать его настоящим. Крюки прежних путей, прежних забот цеплялись за плоть, которой более не существовало. Все, что они знали, было взвешено и найдено легким. Суета, зависть, гордость – весь бездумный фанатизм прошлой жизни – погибли вместе с павшими товарищами. Надежды пошли прахом. Угрызения совести въелись в кости и связки.

Изо всех забот они не отбросили лишь насущно необходимые, остальное было забыто. Строгие манеры, размеренная речь, презрение к излишествам – все говорило об их опасной бережливости. Особенно ясно это виделось в их глазах. Они смотрели на мир с бдительностью человека, который всегда начеку, – не пристально, не подозрительно, но внимательно. Прямота их взглядов вышла за пределы смелости или грубости.

Они смотрели так, словно никто не мог взглянуть на них в ответ. Словно вокруг были лишь неодушевленные предметы.

Среди новоприбывших даже разряженные вельможи не могли или не желали мериться с ними взглядом. Многие делали вид – посматривали искоса, многозначительно кивали, – но неизменно опускали глаза и принимались разглядывать свои сапоги или сандалии. Новички чувствовали: выдержать взгляд таких людей – все равно что быть измеренным. Причем не греховной и переменчивой человеческой мерой, но всей глубиной и высотой случившихся событий.

Один вид выживших был обвинением. Они вынесли слишком много.

Лишь несколько сотен из тысяч новичков, раздраженные таким преображением, осмелились подвергнуть сомнению другую глубинную перемену Священного воинства: присутствие Воина-Пророка. Самые властные и могущественные из них, вроде Догоры Теора, тидонского графа Сумагальты, были введены в «племя истины» самим Воином-Пророком. Остальных дружески приняли судьи из их родных краев, воодушевлявшие людей на молитвы и Погружения. Тех, кто все еще не принял перемены, отделили от соратников и приписали к войскам верных. Самых рьяных противников Воина-Пророка отправили к Госпоже, и больше их никто никогда не видел.

Айнрити застали Энатпанею пустой. Враги оставили ее. Готьелк, который шел вдоль побережья вместе с тидонцами, встречал по дороге сожженные руины деревень. Их было около сотни. Хотя большинство местных энати – народа, происходящего из древнего Шайгека, – оставались в своих городках, никого из кианских господ найти не удалось. Войска не заметили вдали ни единого вражеского патруля. Ни одно крупное поселение не уцелело. Когда Атьеаури и его гаэнрийцы подошли к окраинам Энатпанеи, старые форты, охранявшие пути в Ксераш, еще дымились, но врагов нигде не было.

Язычникам сломали хребет, как и говорил Воин-Пророк. Казалось, Священное воинство и Шайме разделял лишь один триумфальный марш.

Первые части войска спустились в Ксераш и разбили лагерь на равнине Хешор, устроив там большое празднество. Ксераш часто упоминался в «Трактате» – так часто, что многие спорили о том, не ступили ли они уже на Святую землю. Люди собирались послушать чтения Книги Торговцев, рассказы о годах изгнания Последнего Пророка, проведенных среди порочных ксерашцев. Благоговение охватывало людей от осознания того, насколько близко они находятся к местам, упомянутым в книге.

Но за столетия названия изменились, что вызывало множество споров о рукописях и географии. Разве город Бенгут не стал городом Абет-Гока, где амотейские купцы укрыли Последнего Пророка от гнева ксерашского царя? А массивные руины близ Пидаста – не остатки великой крепости Эбалиол, где был заточен Айнри Сейен за проповедь «тысячи храмов»? От войска стихийно отделялись группы пилигримов, желавших посетить священные места. И хотя повсюду их встречало упрямое молчание руин, глаза паломников по возвращении пылали гневом. Ибо они шли путями Ксераша.

В Эбалиоле Воин-Пророк поднялся на остатки фундамента и обратился к тысячам собравшихся.

– Я стою, – вскричал он, – там, где стоял мой брат!

Двадцать два человека погибли в отчаянной давке. Это можно было счесть дурным предзнаменованием.

Тысячу лет так называемые Срединные земли были предметом вожделения королей Шайгека на севере и царей Старого Нильнамеша на юге. После сокрушительного поражения Анзумарапата II нильнамешский царь Инвиши расположился на равнине Хешор с бесчисленным воинством. Он надеялся защитить свою империю, насильно переселив сюда народ. Эти темнокожие люди принесли с собой своих праздных богов и свои вольные нравы. Они построили Героту, крупнейший город Ксераша, в самом сердце равнины и стали прилежно возделывать землю, как во влажном Нильнамеше.

Ко времени появления Последнего Пророка Ксераш уже был старым и мощным царством, получавшим дань от Амотеу и Энатпанеи. Амотейцы считали ксерашцев бесстыжим народом, язвой земли. Для авторов «Трактата» это была страна бесчисленных домов разврата, царей-братоубийц и вопиющего мужеложства. И хотя кровь и обычаи Нильнамеша давно уже иссякли, для Людей Бивня «ксерашец» доныне означало «мужеложец», и они карали фаним Ксераша за преступления давно умерших. Ксераш, по которому ныне продвигались айнрити, был местом древнего и запутанного зла. И его народ призывали к ответу не один раз, а дважды.

Донесения о погромах становились привычными. В большой крепости Кидженихо на побережье граф Ийенгар приказал своим нангаэльцам сбросить гарнизон со стен на волноломы внизу. А укрепленный город Наит высоко в предгорьях Бетмуллы граф Ганброта и его инграулишские рыцари сожгли дотла. На Геротском тракте – на дороге в Шайме! – попадались беженцы, и на них ради забавы охотились кишьятские рыцари графа Сотера.

Воин-Пророк быстро навел порядок. Он выпустил указы, запрещающие убийства и насилие, и изгнал виновных в самых вопиющих зверствах. Он даже отправил Готиана к Ураньянке, айнонскому палатину Мозероту, дабы его высекли. Говорили, что именно Готиан приказал лучникам перестрелять прокаженных близ города Сабота.