Р. Бэккер - Тысячекратная Мысль

Не отводя взора от Шайме, он сказал Эсменет:

– Ты думаешь о Карасканде. Ты вспоминаешь, как я покинул тебя незадолго до Кругораспятия. Ты боишься, что и сейчас я ушел по той же страшной причине.

Эсменет глянула на него с насмешливым неодобрением.

– Я стараюсь не бояться.

Он улыбнулся. Посмотрел на нее, и глаза его сверкнули.

– Почему? – спросила она. – Почему здесь?

– Потому что скоро я должен уйти.

Келлхус нагнулся со стены и протянул ей руку. Эсменет собиралась схватить его пальцы, как вдруг оказалась рядом с ним. Он поддерживал ее своими мощными руками. На какое-то мгновение они словно застыли на острие иглы. Эсменет беспокойно озиралась, глядя на долину внизу и на темную поросль тонких тополей среди развалин мавзолея. Она вдохнула запах Келлхуса: апельсин, корица, острый мужской пот. Его слова пугали, но его близость все равно была счастьем и наслаждением. В лунном свете борода Келлхуса казалась седой.

Эсменет отступила назад, чтобы заглянуть в его глаза.

– Куда ты уходишь?

Он пару секунд внимательно рассматривал ее. Внизу под ними лежал Шайме, загадочный и древний, как огромное окаменевшее чудовище, принесенное приливом.

– В Киудею.

Эсменет нахмурилась. Киудея была мертвой сестрой Шайме, разрушенной давным-давно кенейским аспект-императором, чье имя она не могла вспомнить.

– Дом твоего отца, – печально произнесла она.

– У истины свои сроки, Эсми. Все разъяснится, когда придет время.

– Но, Келлхус…

Как же они возьмут Шайме без него?

– Пройас знает, что делать, – решительно ответил он. – А Багряные Шпили будут действовать так, как сочтут нужным.

Отчаяние охватило ее.

«Ты не можешь нас покинуть!»

– Я должен, Эсми. Я подчиняюсь иному голосу.

Иному, не ее голосу; это понимание болью отозвалось в душе Эсменет. Но он никогда не подчинялся ее привычкам, ее тревогам, даже ее надеждам… Ее побуждения не касались его. Они стояли рядом, но Келлхус уже ступил на непостижимую тропу. То, что двигало им, повелевало ходом планет в ночном небе.

Внезапно он показался Эсменет диким и чуждым, как скюльвенд… Порождение каких-то ужасных сил.

– А как же Акка? – быстро спросила она, чтобы скрыть момент своей слабости. – Разве он не пойдет с тобой?

«Тебя нужно защищать!»

– Там, куда я иду, никто не может сопровождать меня, – сказал он. – Кроме того, я вне его защиты. Сейчас он это знает.

Его слова пугали, но звучали просто и решительно.

– Но Ахкеймион захочет знать, куда ты ушел.

Келлхус улыбнулся и покачал головой, словно говорил: ах, этот Акка…

– Он знает. Думаешь, ты одна терзаешь меня вопросами из наилучших побуждений?

Почему-то от его мягкого юмора Эсменет захотелось плакать. Она упала на колени, уткнулась лицом в мох у его ног. Наверное, подумала она, эта сцена нелепо выглядит – на разрушенной стене, на коленях. Обычно ее играют на твердой почве. Жена у ног уходящего мужа.

Но Эсменет было все равно. Он – ее единственная мера. Единственный суд…

«Возьми и используй меня».

Люди всегда живут в присутствии чего-то великого, превосходящего их. Часто они не обращают на это внимания. Порой под влиянием гордыни и страстей борются с ним. Но великое остается великим, а люди, как бы ни были безумны их замыслы, остаются ничтожными. Только если пасть на колени, если предложить себя в качестве орудия, можно найти свое истинное место в мире. Только преклонение помогает узнавать друг друга.

В подчинении есть восторг. Уязвимость перед тем, кто выше тебя, опасна – это как позволить незнакомцу трогать твое лицо. Появляется ощущение глубокой связи; словно понять можно только того, кто сам понимает собственную ничтожность. Приходит облегчение, будто с плеч сняли тяжкий груз, а вместе с ним – освобождение от ответственности.

Парадоксальное чувство свободы.

Все голоса стихли. Растаяло утомление от бесконечного позирования, когда живешь у всех на виду. Как это пьянит и возбуждает – отдать себя чьей-то власти.

Со снисходительным смехом Келлхус помог ей встать на ноги. Он даже нагнулся, чтобы отряхнуть подол ее платья.

– Знаешь ли ты, – спросил он, глядя на нее снизу вверх, – что я люблю тебя?

Эсменет улыбнулась, и одна часть ее души по-девичьи вспыхнула, а другая, старше и мудрее, глядела на него опытными глазами шлюхи.

– Я знаю, – сказала она. – Но я… я…

– Да, ты и должна бояться того, что вот-вот случится, – отвечал он. – Все люди должны бояться.

Она колебалась.

– Я умру без тебя.

Разве она не говорила того же Акке?

Келлхус положил теплую светящуюся ладонь на ее округлившийся живот, как будто благословил ее чрево.

– Как и я без тебя.

Он обнял Эсменет и разогнал ее тревоги долгим поцелуем. Он обнимал ее со странной горячностью, но по-прежнему не отрывал глаз от Шайме. Эсменет прижалась к крепкой груди Келлхуса и думала о силе, что таилась в его сердце и его руках. Она думала о даре пророчества и о том, что этот дар убивает всякого, кто им отмечен.

«Никогда не отпущу, – говорила она себе. – Никогда».

Келлхус чудесным образом услышал ее. Он всегда слышал.

– Беспокойся о будущем, Эсми. Не обо мне. – Келлхус пальцами провел по волосам Эсменет, и ей стало щекотно. – Эта плоть – всего лишь моя тень.

Как далеко он должен зайти?

Келлхус думал о заснеженных горах, о сиянии солнечных лучей на ледяных вершинах. О дремучих лесах, о заброшенных городах, о поросших мхом покосившихся статуях. О безлюдных крепостях…

Ему казалось, что кто-то рядом выкрикивает его имя под застывшими лесными сводами.

– Келлхус! Келлху-у-ус!

Как далеко он должен зайти?

Он отправил Эсменет обратно в лагерь и двинулся на запад по вытоптанному пастбищу, вверх по холмам. На самой вершине он остановился среди высохших дубов и повернулся спиной к Гвоздю Небес, сиявшему теперь над Шайме и Менеанором, чтобы выбрать путь по направлению его оси…

В сторону Киудеи.

– Я знаю, что ты слышишь меня, – сказал он этому темному и священному миру. – Я знаю, что ты слушаешь.

Непонятно откуда налетел ветер, вытянул травы длинными лентами на юго-запад. Сухие деревья трещали и скрипели, над ними сияли звезды.

– Что я должен был сделать? – повторил он. – Они замечают только то, что лежит прямо перед ними. Они слушают лишь то, что приятно их ушам. Незримое, неуловимое они… доверяют тебе.

Ветер утих, воцарилась неестественная тишина. Келлхус слышал даже, как копошатся личинки в тушке дохлой вороны в пяти шагах от него и как шуршат муравьи под дубовой корой.

Он чувствовал в воздухе вкус моря.

– Что я должен был сделать? Рассказать им правду?

Он наклонился и выдернул сучок, застрявший между ремней правой сандалии. Рассмотрел его в свете луны, поднял взгляд на тонкие крепкие ветки, отнимавшие столько простора у небес. Бивень, вырастающий из бивня. Деревья вокруг него засохли несколько лет назад, но на ветке все-таки распустились два листика: один бледно-зеленый, второй бурый…