Александр Золотько - Игры богов

– Перегрызал им глотки, – закончил за него Хитрец.

– Да! – выкрикнул Семивратец.

– А на мне – убийство двадцати трех собственных братьев. И ни одного – в открытом бою. И что?

– Что?

– Мы оба уже который год сидим под стенами одного и того же города. И ни ты, ни я ничего не можем поделать. И будем еще неизвестно сколько лет сидеть под стенами, пока не произойдет чудо… А поскольку богов здесь нет, то и чуда, сам понимаешь… Нужно будет самим что-то придумать. Самим.

– И перестать выходить на битву? – осведомился Семивратец.

– В том-то и дело… – уже тихим голосом произнес Хитрец. – Мы ведь герои. Мы должны сражаться, выполняя волю богов и завоевывая славу. А кто-нибудь задумывался, сколько вообще людей в этом городе? Сколько они могут выставить воинов? Ты нам скажешь?

Хитрец присел возле пленника и провел по его лицу лезвием кинжала.

– Нет, – сказал пленник.

Он, казалось, даже не почувствовал новой раны. Облизал потрескавшиеся губы. Посмотрел на Хитреца.

– Я ничего не скажу. Ничего не скажу… о людях и войске… Я…

– А нам и не нужно. – Хитрец поднес к лицу пленника флягу и дал сделать два глотка. – Меня не это интересует…

– А что тебя интересует? – спросил Семивратец.

Ему стало казаться, что стены, свод пещеры начинают давить на грудь и плечи, мешать дыханию. Бросить все на фиг и уйти в шатер. Пусть даже снова придется выслушивать Северянина, пусть придется снова впустую тыкаться в стены Проклятого города…

– А я хочу знать, как Разрушитель победил в городе. – Хитрец сунул кинжал за пояс. – Как могло так получиться, что десятки богов и богинь проиграли… отдали… У них что – битва била? Битва богов? Или Разрушитель хитростью сюда проник? Если богам так ненавистна Кровавая жертва, почему они просто не скрутили Разрушителя в бараний рог? И – в Ад? Они же так поступили с Безумным богом, я читал об этом. Что произошло?

– Они ушли, – сказал вдруг пленник.

– Что?

– Боги ушли. Они даже не пытались… сражаться. – Пленник закашлялся. – Я помню… помню…

Он помнил все, будто это было вчера. Помнил, как молодая жена царя родила первенца. Как выкатывали из подвалов каменного царского дворца на площадь кувшины с вином и маслом, как жарилось мясо, как царь, веселый и радостный, поднимал над головой своего первого сына. И горожане кричали что-то радостное, пели и танцевали. У них редко бывали праздники. Пели и танцевали. И вдруг замерли.

– Вы слишком рано веселитесь, – сказал жрец бога Войны. – Рано. Ты, царь, еще не расплатился за прошлое. Ты забыл, как год назад в бою убил сына повелителя Розовых островов? А повелитель помнит. Он тогда принес жертву богам, чтобы ты был наказан той же мерой… Той же мерой. Ты отнял сына – и потеряешь сына.

На площади стало тихо. Царь прижал первенца к груди, сильно прижал, и сын заплакал.

– Нет, – смог сказать царь.

– Отдай, – сказал жрец.

– Нет. – Царь оглянулся на своих телохранителей, и те неуверенно, но все-таки сделали шаг к нему.

– Кто-то хочет противиться воле бога? – осведомился жрец и взмахнул рукой.

С грохотом просели ворота царского дворца, увитые в честь праздника цветами. Телохранители замерли. Они были преданы своему царю, они готовы были умереть за него, но они были всего лишь людьми.

Горожане стояли неподвижно. Словно окаменели.

– Отдай, – повторил жрец.

Из дворца с криком выбежала царица. Ее пытались удержать там, на женской половине, но она все-таки вырвалась. Ее сын. Ее сын!

Царь осторожно передал ребенка ей в руки. Медленно вытащил меч из ножен – он всегда ходил с мечом – шагнул к жрецу. Белые одежды царя и багряное одеяние жреца.

– Тогда – ты сам, – сказал жрец.

Все стоящие на площади увидели, как, повинуясь жесту жреца, тень изваяния бога Войны вдруг оторвалась от нагретой солнцем брусчатки, шагнула к царю и исчезла. Некоторым показалось, что она просто вошла в царя, слилась с ним.

Царь замер, огляделся, посмотрел на меч в своей руке. Жрец улыбался. Люди молчали. Царский первенец перестал плакать, лишь хныкал еле слышно.

– За все нужно платить, – ровным голосом произнес царь.

– Плати, – сказал жрец.

Царь обернулся к жене, держа меч в опущенной руке. Царица взглянула ему в глаза и попятилась, кутая ребенка в свою одежду.

Шаг. Еще шаг.

– Нет, – прошептала царица.

– Нужно платить, – сказал все тем же ровным голосом царь.

Меч сделал всего лишь одно движение.

– Бог доволен, – сказал жрец. Закричала царица.

И снова появилась тень. Все увидели, как возле царя появился черный плоский силуэт, постоял мгновение, качнулся и снова лег под ноги каменной статуи. Потом тень дернулась, передвигаясь в сторону, так, чтобы статуя оказалась между ней и солнцем.

– Бог доволен, – сказал жрец.

Царь стоял неподвижно. Алые брызги на белых одеждах. Молчала царица, захлебнувшись горем, прижимая к груди мертвое тельце.

– И не забудь поблагодарить богов за их милость. Ты не был наказан за попытку ослушаться, – сказал жрец бога Войны.

Царь выронил меч. Жрец с усмешкой посмотрел на кусок меди, зазвеневший по камням. Кусок окровавленной меди.

– Я прошу, – сказал царь. Жрец покачал головой.

– Я умоляю. – Царь опустился на колени. Жрец отвернулся и пошел к храму.

– Верни жизнь моему ребенку! – крикнул царь, Царица медленно, не выпуская из рук тела ребенка, села на каменные плиты.

Жрец уходил к воротам храма бога Войны. Фигу ра бога, вырубленная из цельного куска белого мра мора, сияла на солнце. Тень лежала на своем месте у ног.

Царь оглянулся на стоящую в стороне жрицу Доб рой богини.

– Проси что хочешь, – сказал царь. – Только верни ему жизнь.

Жрица покачала головой. И ее жест повторили все жрецы, стоявшие тут же на площади и принимавшие участие в празднике. Жрецы всех богов славного го рода…

– Но вы же можете! – крикнул царь. – Можете ведь!

– И да, и нет… – тихо сказал жрец Огненного бога. – Можно оживить, но нельзя нарушить волю одного из богов. Нельзя.

Нельзя, сказали жрецы. Нельзя, скользнуло по площади, от человека к человеку.

Царь, не вставая с колен, оглянулся на жену и сына. Мертвого сына. Неловко, словно парализованный нелепо дергаясь, на коленях добрался до них. Провел ладонью по луже крови. Поднес ладонь к самым глазам, словно пытаясь что-то рассмотреть. Посмотрел на храм бога Войны.

Жрец стоял у подножия статуи, и лицо его не бы ло бесстрастным. На нем была гордость, показалось царю. Удовлетворение.

Царь встал.

– Нельзя нарушать волю бога, – тихо сказал царь, но в мертвой тишине на площади слова про звучали как гром. – Их двадцать – сильных богов нашего города. И еще сорок – мелких. И волю ни одного из них нельзя нарушить. Достаточно заручиться поддержкой самого ничтожного из богов – и ничто уже не сможет остановить тебя. И ничто не может спасти твоего врага.