Александр Золотько - Игры богов

На него, с двух шагов, аккуратно набросили волосяную веревку. Еще одну петлю набросили на Бродягу. Веревка была колючая и пахла мочой и потом.

– Вы наша добыча! – вскричал десятник так, чтобы услышали боги и духи предков. – И мы вас теперь продадим…

– В Семивратье, – подсказал Бес.

– Да, – подтвердил десятник. – Туда.

И к утру два раба уже были проданы в город. А к вечеру были выкуплены царицей и зачислены в пополнение войска. Все получилось как нельзя лучше, но Бес все никак не мог понять – зачем.

Он пытался выяснить это у Бродяги все дни до отплытия. В первую ночевку он продолжил попытки.

– Хочешь вычислить Разрушителя? – шепотом спросил Бес.

– Да, – коротко ответил Бродяга.

– Как? Все же знают – там нет сейчас никакого бога. И Мастер твой подтвердил. Будешь ждать возле Проклятого города? Ты учуешь, если появится бог, но ведь ты его все равно не узнаешь с такого расстояния. А дожидаться в самом городе… Они же там всех пленных сразу приносят в жертву. Ты все обдумал?

– Не прижимайся ко мне, – сказал Бродяга, – что люди подумают…

Бес выругался.

Из полумрака кто-то немедленно пообещал ему загнать в рот чопик, если он не перестанет ругаться на корабле. И если кормчий его за борт не выбросит, то уж они, опытные моряки, точно отправят его к Морскому богу. Мать твою так.

Крюк прикрикнул с кормы, что сейчас все особо умные, мать их через весло, пойдут плавать со связанными руками. И, вашу бабушку, если сейчас не прекратится ругань, так ее перетак, то он, блин, за себя не отвечает, якорь ему в ухо.

Первым засмеялся именно Бес. Потом засмеялись все остальные.

– Какого хрена ты прицепился к мужику, Блоха? – спросили у поднявшего крик.

– У нас в деревне, – пояснил Блоха, – ругаться в море не разрешают.

– Это в какой деревне? – поинтересовался Щука.

– В Селюках, – пояснил Блоха.

– А у них в Селюках носят головы в руках, – дежурно пошутил Щенок.

И все снова засмеялись. Кто-то вспомнил еще пару прибауток, менее приличного характера. Из них получалось, что в Селюках носят в руках самые разнообразные вещи и предметы. И части тела. Понятное дело – Селюки. Моряки из Селюков! Тоже мне, знатоки морского закона.

Ругаться в море, да еще по матери, это, типа, от земли отказываться, за своего в море сойти. Типа, я свой, вроде кита или тюленя. И не хрен меня бояться. И ловись, рыбка, большая и маленькая.

– А еще говорят, что демона, скажем, или еще какого урода можно хорошим заворотом смутить, а то и отогнать, – вспомнил Щенок.

– Это если лесного или в пещере, – со знанием дела сказал кто-то из рыбаков.

– Спать, – приказал Крюк.

С берега вдруг послышался громкий свист. Потом еще один. И мелькнул вдруг огонек на горе.

– Твою мать, – сказал с чувством Крюк. Рыбаки, те, что поопытнее, согласились, что да, что твою мать, что этого только не хватало. Это ж пираты, сучье племя, здесь обитают. Или засаду устроили. Если б корабль один был, да еще торговый, без воинов, то к утру уже всю команду и пассажиров перетопили бы, а корабль увели.

– Это свободно, – горячился Горластый. – Это они всегда так, знак подают. Если на корабль затесался ихний человек, то он теперь мог бы или канаты подрезать, или там еще дно пробуравить. А то – часового прирезать да факелом знак подать.

На соседних с «Голубем» кораблях началось какое-то движение.

– Посты удваивают, что ли? – Щука попытался рассмотреть, но не получилось.

Темно.

– А они с берега нападают или с моря? – шепотом спросил Щенок.

– Откуда решат. – Горластый вытащил из ножен длинный широкий нож для разделки рыбы и воткнул его в лавку возле себя. – Ежели они с лодками, то с берега. Если с галеры, то с моря. А могут и оттуда, и оттуда. Как Одноглазый решит.

– Одноглазого так и не поймали, – сказал кто-то из ополченцев.

Ветер с берега усилился. В снастях свистело, огонь факелов рвало так, что казалось, еще немного – и огонь улетит прочь, как лепесток диковинного цветка.

Часовой на корме «Голубя» попытался заслонить факел от ветра куском парусины.

– Руки поотрываю! – крикнул Крюк. – Пожар решил устроить!

– Так ведь, – часовой еще раз поднял парусину, – погасит факел.

– Или корабль запалит, – сказал Щука. – Все радость и развлечение.

На кораблях начали гаснуть факелы.

– Туши, блин, – приказал Крюк. – В горшках огонь держать возле факелов. А вы, рыбьи дети, смотрите в оба.

Бродяга лежал неподвижно, словно спал.

– Спишь? – спросил Бес.

– Нет. Не могу.

– А что так? Боги, я слышал, спят. Или нет?

– Спят, – сказал Бродяга. – И я раньше спал, до Бездны. А сейчас…

Темнота. Боль. Ужас. Бездна.

– Я боюсь уснуть, – сказал Бродяга.

– Что? – не поверил своим ушам Бес.

– Боюсь. Уснуть, – повторил Бродяга. – Мне иногда кажется, что всего этого нет. Нету. И все, что происходит сейчас с нами, мне только мерещится. И поэтому все это кажется таким бессмысленным и нелогичным. Такое невозможно. Не могло все так перемешаться – боги, люди, демоны, ты, я… Это снова Бездна. Еще одна пытка.

– Бездна… Пытка… Ну да, – кивнул Вес. – И я тебе тоже только снюсь. Ничего, если я в твоем сне немного посплю?

– Не знаю, – ответил Бродяга. – Даже не знаю…

– Чего не знаешь?

– Если все это мне только кажется, то можно ничего не делать. Ведь все это только плод моего воображения и игра Бездны. Или же…

– Не ты первый, не ты последний, – успокоил Бес. – Я в горах, южнее Четырех Царств, в одной деревне на мужика натолкнулся. Так он, бедняга, считал, что ничего вокруг него вообще нет, что все это ему снится. Снится и снится. Он и по жизни все больше спал в тенечке. Проснется, пожрет, под настроение селянку приласкает – и снова спит. А селяне его обслуживали и говорили, что он ежели совсем проснется, то все они исчезнут, потому как снятся ему. Я, значит, посмотрел на все это, а потом тихонько так в хижину вошел, спящего того за ухо взял и по всей деревне проволок. Он орал, бился и просил отпустить, селяне орали и просили отпустить и не будить. Орали, пока до всех не дошло, что уже не спит мужик, а все вокруг существуют. Мужик первым пришел в себя и стал рассказывать, что на самом деле он как раз спит и видит сон, в котором проснулся, обиженный, и что если его сейчас вот прямо не вернут для отдыха в родимую хату, то он ка-ак проснется на самом деле… И я ушел.

– А селяне? – спросил Бродяга.

– Не знаю. Я спешил с Книгой из Четырех Царств, нужно было попасть в Южный Храм Всех Богов… Вроде в деревне перед моим уходом кто-то заговорил о сне, в котором спящего бьют бамбуковыми палками по пяткам… И самое интересное начнется, когда спящий проснется. Так что ты не боись, спи себе спокойно. – Бес зевнул.

– Да? – спросил Бродяга. – Ты не помнишь, сколько раз за ночь меняются часовые?