Александр Золотько - Молчание бога

Когда зарядил дождь, Слепой все больше сидел перед печью, ловя лицом тепло от огня. В такие мгновения ему казалось, что он видит языки пламени. Видит...

Он первым уловил что-то неправильное в звуках за стеной дома. Что-то такое... Сквозь шум дождя пробился странный шелестящий звук... словно кто-то перебирал хворост... или шел по рассыпанной соломе. Шорох... Похрустывание...

Слепой не сразу понял, что это за звук. Два года назад он и не обращал на такое внимание, а за два года слепоты он просто ни разу еще не слышал этого звука. Звука пожара.

Послышался чей-то вскрик. Слепому показалось, что ого кричала жена Седого. Только странно кричала, не так, как обычно, когда сзывала своих пятерых детей или жаловалась соседям на снова напившегося до свинского состояния мужа.

Боль? Страх? Безысходность?

Слепой повернул лицо к двери, словно ожидая что-то увидеть. Что там, спросила его жена – не знаю, ответил он, вроде кричит Малая.

И дети. Теперь стало понятно, что кричат и дети. Вернее, только дети и кричат. Их мать голоса больше не подавала.

– Да что же это такое? – всполошилась жена Слепого.

Он услышал, как жена встала с лавки и пошла к двери.

Пол был устлан тростником, и Слепой слышал каждый шаг жены. А еще он слышал, что крик усилился, что теперь кричали несколько человек, усилился тот странный, непонятный звук. И теперь казалось, что он доносится уже с двух сторон... С трех.

Заскрипела дверь на кожаных ремнях. Жена вышла из дома. В лицо потянуло стылой влагой, дождь забарабанил по тростнику. В другое время жена сама бы закричала на забывшего прикрыть дверь. Замочишь тростник, потом вонять будет гнилью, сказала бы жена. Но на этот раз она сама оставила дверь открытой.

Что-то потрясло ее настолько, что она замерла на пороге. Мимо в нее в дом ворвался запах гари и крики жителей хуторов. И смерть чуть не ворвалась в дом. Чуть не ворвалась. Натолкнулась на жену слепого. Ударила ее в грудь, зло причмокнув.

Слепой вскочил. Запах крови. И еле слышный стон. И рев пламени. И ржание коня. И детский крик. И...

Слепой шагнул к двери, пригнувшись, шаря руками над полом. Жена. Она упала. Жена. – Жена, – позвал Слепой. – Жена... Что-то прошуршало над самой головой и звонко щелкнуло о камни печки. Пальцы Слепого нащупали волосы жены. Жена всегда гордилась своими густыми золотистыми волосами. Слепой помнил, что они были золотистыми.

Слепой ощупал лицо жены. Шею. По ее телу пробежала дрожь, слабая, еле ощутимая. Пальцы наткнулись на холодное дерево. Стрела.

Крики вокруг стали стихать. С хрустом рухнул дом, стоявший рядом с домом Слепого. Конь всхрапнул почти над головой Слепого. Всадник остановился возле самого порога. Запахло мокрой кожей, конским потом, кровью и смертью.

Что-то звякнуло. Будто металл чиркнул о металл. Скрипнуло седло.

– Он слепой, – сказал чей-то голос.

– Не повезло бедняге, – сказал другой голос. – Не видел такого представления.

– С другой стороны... – первый голос замер, будто его обладатель задумался. – С другой стороны, Ворон говорил, что можно и немного...

– И не жалко тебе? – второй голос звучал справа, со стороны.

Слепой оглянулся на него. Повернул лицо в сторону говорившего.

– Ну как хочешь, – сказал второй голос.

Скрип седла, звякнуло стремя. Кто-то тяжело спрыгнул в грязь. Чавкающие шаги приблизились к Слепому. Рука схватила Слепого за волосы, рванула вверх. Слепой поднялся с колен.

Голосов уже не было слышно. Только горели дома. И фыркал конь, тот, что был справа.

Странный запах, манящий и туманящий сознание... и грубое прикосновение чужих пальцев к его, Слепого, глазам. И голос.

– Сходишь в Три деревни... Передашь привет. И похвастаешься.

Словно теплый поток хлынул в Слепого через глаза. Но понять, что зрение вернулось к нему, Слепой не успел. Удар швырнул его на землю.

Все понял Слепой только тогда, когда вернулось сознание. Он лежал в грязи на спине, дождь настойчиво хлестал его по щекам, словно стараясь разбудить.

Остальное смешалось. Его дом тоже горел. Дом, видно, подожгли совсем недавно. Слепой смог вытащить под дождь тело своей жены. Красная кровь на синей, выцветшей блузе. Слепой привез ее с ярмарки как раз за месяц до той грозы... Как она выцвела за два года, почему-то подумал Слепой.

Слепой поискал сухое место, чтобы положить жену, но не нашел, опустил прямо так, в грязь. Медленно пошел за лом, чтобы взглянуть на дорогу. Хутора стояли возле дороги, которая шла с востока на запад.

Четыре всадника. Четыре конных изваяния стояли посреди дороги, словно дожидаясь, пока Слепой их увидит. Один всадник, тот что сидел на черном коне, поднял над головой руку, взмахнул ею, словно приветствуя. Потом указал пальцем за спину Слепого. Слепой не сразу понял, потом сообразил. Три деревни. Всадник напоминает.

Слепой поднял с размокшей земли валявшиеся там деревянные вилы. Шагнул к всадникам.

Черный всадник засмеялся. Он хохотал так, будто увидел нечто смешное. Уморительно смешное. Внезапно оборвав смех, черный всадник дернул коня за узду.

Слепой стоял и смотрел, как четыре всадника растаяли за завесой дождя. Потом оглянулся на то, что было его домом, на мертвую жену.

Сходи в Три деревни, сказал голос. Похвастайся, сказал голос.

Вот и все. Слепой закончил рассказ и замер неподвижно посреди храма. Жители Трех деревень молчали. Молчали и охотники.

Ничего особо нового в сожженных Хуторах для охотников не было – дело житейское. Иногда охотникам даже начинало казаться, что все эти деревни и выселки, собственно, созданы для таких вот катастроф. Потому-то сами охотники, подумывая о выходе на покой, о житье в деревне и не помышляли.

Сами посудите, движется вооруженный отряд, жрать хочется, по девкам, опять же, соскучились с прошлой недели, а тут – десяток хибар, запах домашней еды, кудахтанье кур... Ну как тут не разнести все эти халабуды? А уж после этого – красный петух. Как положено.

Сам отряд Ловчего так не развлекался, но не потому, что состоял из гуманистов. Ловчий за такими делами следил строго, и без особой причины подобных развлечений не допускал.

Смутила охотников вовсе не гибель людей и домов. И даже не то, что прозрел этот самый Слепой.

Тоже мне чудо, подумали одновременно Левша, Стук... да все охотники одновременно и подумали. А вот то, что четыре всадника – всего четыре – так ладно со всем управились, – это да. Это действительно необычно. Это пажу из замка можно повесить на уши все что угодно о рыцарском превосходстве над простым селянином. О том, как один конник в полном вооружении может до завтрака разогнать сотню пейзан, а после обеда вырубить еще сотни полторы.

Слов нет, кольчуга и шлем, да щит, да поножи с латными перчатками – вещи полезные, но если по всему этому богатству вломить, скажем, цепом, то... Или вот вилы с косами. Лошади ноги подрезать, а потом дрекольем...