Александр Золотько - Молчание бога

– В замке спальня одна, папашина и мамашина, – продолжил свой привычный печальный рассказ Младший. – А вы все спите, где хотите. Вон, на чердаке. И сколько я так буду терпеть? Или мне в монастырь идти?

Младший обвел печальным пьяным взглядом собутыльников.

– Я вас спрашиваю – в монастырь?

В сотый раз собутыльники стали качать головами и бормотать что-то вроде – нет, ты чего, такого парня, никогда...

Но на этот раз печаль Младшего была глубже, чем обычно, и не довольствовалась простым сочувствием.

Младший потянулся через стол, схватил за грудки первого, до кого достал, рванул на себя.

– Ты чего лыбишься, падаль? Думаешь, в монастырь меня нужно было, Столб?

– Да ты чего... – Столб попытался аккуратно высвободить одежду из рыцарского кулака. – Я ж с тобой с прошлой весны. Когда мы первый раз обоз остановили...

– Ага... – рука Младшего разжалась, Столб плюхнулся задом на бочонок, служивший ему сиденьем. – Как мы тогда погуляли... У них же охраны почти не было.

– А девки, девки! – подхватил сидевший в углу Лучник. – Вот я тогда...

Все разом замолчали и посмотрели на предводителя. Младший молча встал, перевернул стол и вышел. Кто-то из сидевших рядом с Лучником врезал, не примериваясь, в рожу. И все молча с ним согласились – не стоит сейчас при Младшем о бабах.

Младший решил жениться. С одной стороны – давно пора. С другой – попробуй нынче найди нормальную жену, с приданым и замком. Да и в пещеру, в которой последний год проживал Младший с ватагой, молодую жену везти было совсем не с руки. И тут подвернулся удачный повод.

Речной барон отправился резать перевозчиков. Барон этим занимался регулярно, словно огородник, пропалывающий свой огород. Чтоб не прорастали.

Речному барону принадлежал Замок на мосту, сам мост и все, что было под мостом. То есть – кусок реки в три сажени. Но поперек. То есть всякий, кто норовил проплыть под мостом, пересекал владения барона и должен был платить. И платил, ибо Речной барон был строг и на расправу скор.

Движение по реке было частое, платили регулярно. А кто пытался не заплатить, получал на судно с моста бочку с горящей смолой.

Потом Речной барон решил, что слишком уж много народу стало ездить посуху и переправляться через его реку либо на паромах, либо при помощи перевозчиков. Такое своеволие наносило убыток баронской казне. И Речной барон решил с ним бороться.

Он тщательно выжег все деревни вдоль реки на два дня нуги в обе стороны и потом ежегодно резал все время появляющихся идиотов, норовящих заняться перевозом.

С одной стороны, это поддерживало монополию. С другой – очень многие теперь хотели с Речным бароном поквитаться. Или занять его доходное место. Так что жизнь барона состояла из походов и осад.

Не было года, чтобы кто-то не пытался взять штурмом Замок на мосту. И не было года, чтобы кто-то не пытался посвататься к одной из трех дочерей барона.

То и другое проходило с одинаковым результатом.

Обитатели замка стали большими специалистами в обороне, а дочери накрепко уяснили, что замужество им в ближайшем будущем не светит. Радовало хотя бы то, что и попасть в монастырь в ближайшее время им тоже не грозило. Бережливый отец вряд ли согласится внести в монастырь за дочек вступительный взнос. Точно – не согласится.

Вот и жили дочки с папой-вдовцом, замещая его в отлучках и неплохо справляясь с делом, если кто из врагов появлялся внезапно под стенами. Было у Речного барона и секретное оружие, но о нем люди предпочитали вслух не распространяться.

А в этом феврале вышло как? Получил барон известие о новом готовящемся перевозе и отправился, само собой, со своей дружиной в поход. Кто ж знал, что не повезет на этот раз Речному барону?

Хотя, Младший вот, например, знал, ибо перевоз строили не просто так. А специально для барона строили. По приказу Младшего. Младший как рассудил? Кто-то сватался к дочерям барона и получал отказ. Кто-то штурмовал замок и получал по зубам. И никто не додумался объединить оба этих благих начинания.

Баронскую дружину встретили аккуратно. Особо даже сражаться не пришлось. Остановили баронских люден засекой в овраге и забросали камнями и бревнами. Мигом добили выживших, собрали с покойников все мало-мальски ценное и...

И только потом Младший, после такой вот демонстрации своей ловкости и хозяйственности, повел переговоры с Речным бароном, предложив ему обменять руку и сердце какой-нибудь из дочерей – и замок в придачу – на жизнь.

Но вместо того чтобы благословить и облобызать зятя, барон попытался перерезать ему горло припрятанным ножом. Раздосадованный таким вероломством, Младший несостоявшегося тестя прирезал, а сам отправился с ватагой и прихваченным для венчания священником к Замку на мосту.

И все его ближайшие соратники решили, что старшая баронская дочка, сиротинушка, прямо со стены бросится на шею доблестному рыцарю.

А потом оказалось, что не только за рекой для Младшего земли нет.

Старшая дочка быстро, еще в ходе первого разговора с претендентом, сообразила, что теперь ей нет никакого смысла выходить за первого встречного. Теперь она – одна из самых завидных невест, и остается ей только дождаться, когда откроются после зимы дороги, как к замку начнут съезжаться благородные рыцари из самых лучших семей.

Начнут-начнут, сколько их мается в ожидании хоть какого завалящего замка!

По этому поводу она далее дала отставку папиному пажу, согревавшему ее иногда в холодные ночи. Паж, естественно, возмутился, попытался настаивать – и умер, получив стилет в горло.

Папины дочки умели добиться своего. Трижды жених ходил к замку уговаривать. Сестры стояли на башне и отвергали его предложение в выражениях, свидетельствовавших о серьезных недостатках в их воспитании.

Потом начались штурмы. Или что-то вроде того. Если можно назвать штурмом то, что шесть десятков насквозь мокрых вояк, проваливаясь почти по колено в холодную грязь, оскальзываясь и теряя башмаки, подходили ко рву перед воротами и пытались этот самый ров завалить хворостом.

Осажденные не мешали. И чего суетиться? Потом, когда работа уже почти была выполнена, на хворост выливалась горящая смола, которая рано или поздно этот самый хворост поджигала. А если осаждавшие намека не понимали, из замка вылетала стрела и отправляла одного из воинов либо в могилу, либо в палатку к раненым.

Можно было, конечно, и больше народу изувечить, но, опять таки, зачем? Риску ведь от штурмов никакого, а развлечение есть.

По вечерам сестры пели ангельскими голосами, сидя в башне у окна, которое, по такому поводу, специально открывалось. Жених, заслышав песню о благородном рыцаре, совершившем подвиги, чтобы овладеть сердцем прекрасной дамы, тихонько выл и отправлялся пить. Вина он с собой захватил много. Думал, на свадьбу.