Майкл Муркок - Элрик — Похититель Душ

— Но именно о сестрах я и говорю, Элрик. Нам, судя по всему, от этих сестер нужно разное, и причина, по которой наши поиски в мультивселенной сопровождаются такими потрясениями, состоит в том, что тут затронуты интересы нескольких Владык Высших Миров. Вы согласны с этим, господа?

Вопрос был обращен и к Уэлдрейку. Чарион Пфатт сидела на своем стуле и, видимо, была уже знакома с планом своего союзника.

Они согласно кивнули.

— В некотором смысле мы вроде бы противники, — продолжал Гейнор, — но в другом мы вовсе не враждуем. И я вижу, вы согласны со мной. Так давайте же вместе отправимся на поиски сестер и семейства Пфатт или того, что от него осталось. Давайте же объединимся, по крайней мере объединим наши усилия, пока это не противоречит нашим интересам.

Таким образом Элрик Мелнибонийский и поэт Эрнест Уэлдрейк приняли логику Проклятого принца и согласились отправиться на поиски сестер на его корабле следующим утром, когда он найдет еще одного-двух моряков для своей команды среди самых отважных или отчаянных морских волков Улшинира.

— Но ты, принц Гейнор, не сообщил нам, куда направляешься, — сказал Элрик, когда они собрались вернуться в гостиницу. На палубе тем временем происходило какое-то движение, какая-то суета, а время от времени впереди мелькал свет. — Мы должны довериться тебе или ты сообщишь нам название острова, на котором обосновались сестры?

— Острова? — Шлем Гейнора потемнел, словно бы от недоумения, и на его ровной, иногда совершенно непроницаемой поверхности заиграли черные и синие блики. — Острова? Мы не идем ни на какие острова.

— А где же тогда находятся сестры?

— Там, куда мы направимся, хотя найти их, боюсь, будет нелегко.

— А куда же мы направимся, сэр? — с понятным раздражением спросил Уэлдрейк.

Шлем снова слегка наклонился, и опять словно в недоумении, а потом мелодичный голос самодовольно изрек:

— Я думал, господин Уэлдрейк, вы уже догадались. Завтра мы берем курс на Тяжелое море.

И только когда Улшинир скрылся за горизонтом, а рифы впереди все еще оставались невидимыми, Гейнор Проклятый отдал приказ «дать бедному ящеру немного света». Моряки подчинились с некоторой неохотой. Они стащили черную парусину, под которой обнаружились стальные прутья большой клетки; в клетке оказалось какое-то пресмыкающееся с шишковатой головой и двумя огромными глазами. Глаза моргали время от времени, затягиваясь зеленоватыми веками. Ноздри твари раздувались, а выступающая алая пасть то и дело открывалась, обнажая розоватый подвижный язык. Немалая масса этого чешуйчатого тела покоилась на перепончатых лапах — толстых, как стволы вяза. С каждым вздохом тело существа содрогалось.

Глаза, подобные темным полудрагоценным камням, нашли Гейнора и замерли на нем — он стоял внизу и смотрел на клетку. Красные пористые губы открылись и закрылись, чудище издало низкий стон. Не сразу, но Элрик все же разобрал слова:

— Я недоволен, хозяин. Я хочу есть.

— Скоро тебе будет позволено поесть, мой красавчик. Очень скоро. — Гейнор усмехнулся. Он поднялся по трапу, взялся за прутья клетки руками в боевых рукавицах и уставился на гигантского ящера, который по весу и размерам в пять раз превышал его самого.

У Уэлдрейка никакого желания приближаться к клетке не появлялось. Он отошел к Чарион Пфатт, которую позабавила его нерешительность. Девушка подошла к ящеру, который ответил на ее смех и воркование похрюкиванием и сопением.

— Что за жалкое создание, — сказал Элрик, не без сочувствия посмотрев на необычного ящера. — Где ты его взял? Уж не подарок ли это от графа Машабака — тварюга, которую даже Хаос не желает держать при себе?

— Хоргах — уроженец одного близлежащего мира, принц Элрик. — Гейнора явно забавляли эти вопросы. — Он поможет нам пересечь Тяжелое море.

— А что лежит за ним? — спросил Элрик, глядя, как Чарион Пфатт достала свой меч и почесала живот ящера, отчего тот захрюкал от удовольствия и вроде бы немного расслабился, хотя и давал понять всем своим видом, что голоден. — Хоргах — обитатель Тяжелого моря?

— Не совсем обитатель, — сказал Гейнор. — Но он знаком с этим необыкновенным морем. По крайней мере, меня в этом заверили. Я приобрел его у одних путешественников, с которыми мы встретились после того, как я потратил три года на его поиски. Я тогда плавал между островами в поисках Улшинира…

— В поисках тебя, Элрик, — пояснила Чарион. — Я знала, что ты здесь. А присутствие трех сестер я почувствовала позднее. Я думала, они следуют за тобой. Но ты тоже почувствовал их. Я не знала, что ты ясновидящий.

— Я не ясновидящий, — сказал Элрик. — По крайней мере, не в том смысле, в каком ты это понимаешь. Я прибыл сюда не по собственному выбору. Для тебя, как я вижу, со времени нашей последней встречи прошло несколько лет. Для меня же время как текло, так и течет, после того как я последовал за тобой в эту бездну Хаоса. Уэлдрейк странствовал не меньше года. А из этого вытекает, что. если мы найдем трех сестер или твою семью, Чарион, они к тому времени могут оказаться детьми или сморщенными старухами.

— Мне отнюдь не нравится вся эта кутерьма, — говорит Уэлдрейк. — Хаос никогда не был мне по вкусу, хотя мои критики и твердят обратное. Я воспитывался в убеждении, что существуют некоторые всеобщие законы, которым подчиняются все. Но когда я узнаю, что у этой гиперреальности есть всего-навсего несколько фундаментальных правил, которые тоже могут меняться время от времени, меня это беспокоит.

— Это беспокоило и моего дядю, — сказала Чарион. — Поэтому-то он и предпочел вести тихую семейную жизнь. Но в конце концов ему не позволили сделать этот выбор. Он потерял мою мать, своего брата и его жену — все они погибли из-за происков Хаоса. Что касается меня, то я приняла неизбежное. Я отдаю себе отчет в том, что живу в мультивселенной, которая хотя и следует, как мне сказали, разным тенденциям и направлениям, но подчиняется великой и ненарушаемой логике и настолько огромна, настолько разнообразна, настолько многомерна, что может показаться, будто ею правит случай. А потому я соглашаюсь с тем, что моя жизнь подчинена не постоянству, предлагаемому Законом, а неопределенности, обещаемой Хаосом.

— Пессимистический взгляд на жизнь, моя прекрасная леди. — Уэлдрейк не мог поступиться принципами даже ради любви. — Разве не лучше жить, признавая наличие некой неизменной логики в нашем существовании?

— Не заблуждайся на мой счет, господин Уэлдрейк. — Она с чувством прикоснулась к нему. — Я подчинилась неизменной логике — это логика силы и завоевания.