Дмитрий Распопов - Исповедники

– Так это он? Что ж ты раньше об этом мне не сказал?!

– С учетом того, кто его отец, я думал, что его просто тащат наверх, – поморщился полковник от справедливого замечания, – да любой бы так подумал!

– Любой, кроме меня, – отрезал бригадир. – Его отец – мой дальний родственник, и ничего хорошего я о нем среди родни не слышал, так что уверен – парень пробивался в профессии сам. Черт, даже спросить о нем не у кого!!!

– Ну вообще-то можно у Лютоглаза запросить информацию. – Ремесленник припомнил, что одно время в Цеху обсуждали странный поступок еще более странного ремесленника с вручением школьнику синих перчаток действующего антианиманта, хотя мальчишка пробыл на фронте всего пару месяцев. Еще один тревожный звоночек, к которому нужно было вовремя прислушаться…

– Я вспомнил, что он был у него на практике.

– Роберт! – Бригадир от злости стукнул кулаком по столу, кружки и чашки подпрыгнули, жалобно звякнув. – Давай ты в следующий раз будешь вспоминать такие вещи до того, как посоветуешь проверять кого-либо! Если бы ты сказал обо всем этом раньше, я бы трижды поостерегся давать ему неосторожные задания.

– Прости, это действительно моя вина, – опустил голову полковник. – Его статус, должность, звание – все это заставило меня думать, что он протеже своего отца. Хотелось макнуть его в жизнь на фронте, чтобы понял, что тут не сахар.

– Ладно, сделаем выводы на будущее, – смягчил тон командир полка. – Что делать будем с ним дальше? После того, конечно, как успокоим людей.

– Думаю, самый оптимальный вариант – дать ему делать то, зачем он сюда прибыл. – Ремесленник поднял взор на приятеля. – Я его не возьму под свое командование. Он уедет через пару месяцев, а что мне делать с теми, кто обязан отслужить тут по пять-семь лет?

– Согласен, тогда нужно найти ему охрану, чтобы он не шлялся тут один и не смущал людей. Попрошу Дика Соржеста заняться этим, он ведь единственный, кто остался тогда со Штеером?

– Да, второй лейтенант рассказал мне, что ощутил, когда направил на ван Дира револьвер. По его словам, такое давление аурой он испытал впервые в жизни. Черт! Если этот парень умеет манипулировать собственной аурой на таком уровне, я даже не знаю, зачем его послали на фронт. Его должны были запереть в какой-нибудь секретной лаборатории и никуда не отпускать с таким-то уровнем ремесла!

– Ну, если по секрету, – бригадир понизил голос до шепота, – Генрих мне намекнул, что парень причастен к проекту «Аргус», слышал о таком?

Полковник с изумлением посмотрел на своего командира. Разрозненные сведения о новом их сослуживце сами по себе выглядели просто нелепыми слухами, но если собрать их все вместе и подумать, то их было слишком много для одного-единственного человека, чтобы быть просто слухами. К сожалению, было совершенно непонятно, что из них правда, а что преувеличение, вот только одно было ясно – он, опытный фронтовик, слишком поторопился приписать все услышанные достижения парня протекционизму его отца.

– Завтра нужно позвать его снова и осторожно расспросить о дальнейших планах. – Ремесленник внимательно посмотрел на приятеля. – Пусть наше знакомство сначала не задалось, но можно будет попробовать и второй раз. Предложенное письмо я почтой сегодня же отправлю на Восточный фронт.

– Очень дельная мысль. – Бригадир сел наконец за стол и протянул руку к непочатой бутылке вина: – Думаю, за это стоит выпить.

– Полностью поддерживаю, – согласился подчиненный, – лично мне это просто необходимо.

Я лежал на топчане и едва мог пошевелиться. Прошло три дня с того злополучного происшествия, а я до сих пор мог лишь вставать в туалет да с трудом передвигаться. В том бою я, кроме гигантского опыта в расширении и поглощении аур, получил еще и пару уроков, которые нигде бы не смог получить ранее. Разные масштабы не позволяли мне раньше узнать о том, что бесконечное расширение ауры очень опасно в первую очередь для меня самого и окружающих меня людей. Я так увлекся захватом чужих душ, что совершенно потерял ощущение времени и пространства. Беднягу солдата, которого я убил в пяти футах от себя, я не ощущал как близкого человека, мне тогда казалось, что все, кто не позади меня, – враги, так что я захватывал все, что было в других направлениях. Повезло еще, что я стал приходить в себя и не убил своих же коллег, которые прибыли на поле боя. К своему стыду, я сейчас вообще не помнил, как же я тогда смог остановиться и не стал расширять ауру еще дальше. Этот момент совершенно вылетел из памяти за событиями, которые за этим последовали: массовое дезертирство солдат и ремесленников, испуганные глаза сержанта и остолбенение офицера, который довез меня до аниматрона их роты, да и мое собственное изумление в первые секунды после того, как я пришел в себя и осознал, что я снова свечусь. Правда, если от души Кукольника свечение было тусклым и словно фосфоресцирующим, то тут мои конечности сияли очень ярко от насыщенности и концентрации душ в моей ауре. Огромное количество РС-100, которые наполнял военный аниматрон, автоматически меняя на пустые накопители, тоже потрясло меня. Качество одиночных душ, которые мы получали, когда я был на фронте у майора Немальда, просто рядом не стояло с тем количеством, которое я собрал со всего поля только за один бой.

Вчерашний разговор с руководством полка, которое, надо сказать, было намного спокойнее и вежливее, чем в день моего прибытия, позволил мне узнать и другие тонкости работы местных ремесленников. Я поспешил почистить поле от душ, поскольку на нем еще оставались и наши раненые, которых санитары просто не успели вынести с поля, но и опустошил ряды ремесленников респов. По подтвержденной информации, я лично уничтожил двадцать ремесленников и пятьдесят человек их охраны. Если честно, я слабо помнил себя в том состоянии, когда чувство всемогущества захватило меня и я, несмотря ни на что, расширял свою ауру и захватывал без перерыва все души подряд.

Зато после того, как я слил все души, получил такой откат, что почувствовал себя словно голым посреди центра города в самый час пик. Собственная душа казалась чем-то мелким и несущественным по сравнению с тем, что я испытал ранее. Хотелось все вернуть себе и снова ощутить себя всемогущим.

Эту слабость я преодолел с трудом, полностью осознавая, что подобное преступление мне никто не спустит с рук. Были слишком свежи в памяти слова сэра Немальда о том, что можно и чего нельзя делать на фронте, и сокрытие душ точно не входило в список разрешенных деяний. Да, я мог спрятать от всех хотя бы часть от собранного, но не позволил этого сделать сам себе. Если честно, это произошло не из-за боязни, что меня поймают, ведь учитель рассказывал, что подобной техникой владеют даже не все исповедники, не говоря о простых ремесленниках, которые не подозревают о ее существовании. Нет, я полностью слил все души только по причине того, что испугался себя, а точнее, своих мыслей оставить все себе и поглощать больше и больше. Никогда не подозревал, что поглощение огромного количества душ будет сродни сексу или наркотикам, я слишком хорошо помнил, как хотел дозу морфия, и испугался, что с чужими душами может выйти так же и я не смогу вовремя остановиться.