Анастасия Коробкова - Рай для закалённых [СИ]

Что-то не срослось.

Когда я очнулась от наркоза, они сказали, что нужно провести в отделении еще недели две (и теперь они никуда меня не отпустят) - до новой операции, и после этого, если повезет, осчастливить их своим присутствием хотя бы на неделю.

К эндокорсету добавили жесткий экзокорсет, который я не должна была снимать даже перед сном, и в котором я чувствовала себя как в шкафу. Это неожиданное заточение повергло меня в такое сначала раздражение, а потом уныние, что все вокруг казалось погруженным в густой клубящийся сумрак. Кастор приехал только в день операции - подписать документы о согласии на медицинское вмешательство - сказал, что я всегда могу обратиться к нему, если вдруг что-то понадобится, и уехал. Микаэль не смог взять новый отпуск. Он обращался ко мне в "тишине" по утрам, интересуясь, как прошла ночь, жалел меня, рассказывал какие-нибудь ободряющие истории, и в обязательном порядке - вечером, когда я должна была сообщить, как провела день. Жаловаться не хотелось, изображать бодрость было невозможно, и я отделывалась простым "нормально". Большего ему было и не нужно.

Хитрое больничное руководство на третий день поставило передо мной две коробки кристалл-геля и выделило для работы уютный угол в холле с регулируемым столом и креслом. Конечно, я не устояла, и все два часа, отведенные на вертикальное положение, провела за этим столом в этом кресле, вылепляя цветы.

Работать в каникулы запрещено законом. Как ни тянуло меня лепить домики, привычка подчиняться режиму сковывала руки. Когда в первый же вечер меня обступила небольшая толпа пациентов больницы, я убедилась, что не одна печалюсь об этом: держа за плечики маленькую бледную девочку, рядом встала девушка, которая ухаживала за мной в первый раз.

- Мы забыли познакомиться, - сказала я.

- Нора, - улыбнулась она.

- У вас разве не каникулы?

- Они самые, клятые. Я сейчас нянька, за детьми присматриваю, документов не касаюсь, ни за кем не ухаживаю.

- Этому верят?

Нора глухо фыркнула.

- На себя посмотри.

- Это рукоделие.

- Совсем нисколечко не предмет интерьера?

- А твоя подопечная абсолютно здорова?

- Вообще не знаю, что с ней. Меня наняли на четыре часа, пока ее маме делают косметическую операцию.

Ага, понятно. Иностранных детей, родители которых документально подтверждают недостаток средств на лечение, сюда привозят и лечат бесплатно. Часто сопровождающие пользуются этой возможностью, чтобы решить какие-нибудь свои мелкие медицинские проблемы, уже за деньги, конечно. Взаимовыгодно получается.

- Могу поспорить, что ты уже сама ей диагноз поставила.

На это Нора не ответила, но ее выдали поспешно опущенные ресницы.

Девочка, как и я, была в корсете. Она долго внимательно наблюдала за трансформациями кристалл-геля в моих пальцах, а потом очень выразительно посмотрела мне в глаза. Я дала ей кусок материала, и она принялась копировать мои движения. Вместе мы вылепили несколько лепестков для розы, которые еще нужно было нагреть, чтобы соединить в бутон. С большим трудом Норе удалось увести ее спать.

Следующим утром я застала малышку за столом в холле, пытающейся распаковать новый контейнер кристалл-геля.

Спина не болела. Мне делали какие-то уколы и компрессы, но большую часть суток пребывание в больнице было бессодержательным. Днем я читала и скучала, а вечером лепила цветы. Скоро их набралось на приличную клумбу, и оформить их именно так показалось мне хорошей идеей. Ради символичности стебли цветам я сделала из трубок использованных капельниц. Нора каждый вечер приводила ко мне какого-нибудь нового ребенка, и все они смотрели на лепку, как завороженные. Некоторые помогали с лепестками и листьями, а кто-то следовал собственной фантазии и уносил потом поделку с собой.

Если бы не вечера, я с трудом проживала бы дни. Кристальное цветоводство неожиданно вернуло мне покой и подарило некий странный переходный этап от трагичного прошлого и ожидающего настоящего к без сомнения активно-позитивному будущему. Это было психическое состояние, редкое для моей натуры - спокойная уверенность, которая позволяла словно наблюдать за собственными мыслями и движениями со стороны.

Готовая кристальная клумба вызвала шквал восторга у персонала и пациентов. Я сама любовалась ею и гордилась собой, но при этом очень ясно ощущала острую потребность в признании этого произведения достойным похвалы со стороны кого-то другого, близкого, важного. Как здорово было бы увидеть восхищение папы или Медеи!.. Давида! Господи, как же мне одиноко без них... О Давиде я боялась думать, чтобы он не почувствовал это и не задал вопросы, на которые я до сих пор не готова ответить, не зная, как представили ему ситуацию родители. Я пообещала себе, что, когда он подрастет, мы вместе во всем разберемся.

А пока я одна. Никто не думает обо мне, не беспокоится и не стремится поддержать. Мне не плохо от этого, но начинающееся понимание, что чье-то сочувствие ничего бы не изменило в моем положении, что оно мне, в сущности, не нужно, запустило некий метаморфоз личности, которая из социальной стала превращаться в самодостаточную.

Микаэль отдалился. Это чувствовалось вопреки нашим ежеутренним и ежевечерним сеансам связи. Я не сожалела, хотя чувствовала грусть, как грустила раньше по уходящему лету с его свободой бродить, сколько и куда захочется, которое со дня на день должно было сменить ограничивающее искусственное городское тепло. Исчезновение Микаэля из моей жизни казалось неизбежным, понятным и правильным. Хотелось лишь поставить красивую точку, а то лет через пять от всей этой истории останется у меня вместо воспоминаний одно недоумение. Например, сделать многослойную ментальную картину и отправить ему в качестве сна.

Давно собиралась попробовать сделать такую штуку...

Микаэлю нравится скорость и все ощущения, связанные с преодолением: ожидание, концентрация, действие, анализ результата, удовольствие от победы. Возьму скорость за основу и вплету в нее преодоление. Обязательно вспышки света и брызги на лице. Смена жара и холода. Перемена положения: взлеты, падения и кувырки. И запах... запах... сначала металла, а потом цветов и скошенной травы. Вперед!..

Создание сна заняло меня на половину ночи, а испытанная при этом смесь восторженного вдохновения и дикого напряжения отняла возможность расслабиться и заснуть на целый час после посыла.

А с первыми лучами солнца в палату ворвался Микаэль. Его стремительность разбудила меня раньше, чем открылись глаза. Вид у него был такой, словно он вошел в горящий дом, чтобы, рискуя сгореть, спасти что-то ценное.

- Что это было? - замерев возле двери, спросил он, и я не узнала его голос, раздавшийся звоном огромного колокола.