Роберт Хайнлайн - Астронавт Джонс. Время для звезд (сборник) [litres]

Если бы нам удалось понять, каким образом это получается у них, мы смогли бы, возможно, создать условия для того, чтобы это мог делать кто угодно.

Доктор Мэйбл поежилась.

– Какая ужасная идея! У нас и так осталось слишком мало от личной жизни.

Все это я пересказал Моди (Пэт перебивал меня и поправлял), так как журналисты уже раскопали, какие дела творятся в «Генетических исследованиях», и, само собой, мы – «читающие мысли» – получили уйму дурацкого паблисити, и, само собой, под влиянием глупого подзуживания со стороны Хедды Стейли Моди начала задумываться: и вправду, может ли девушка быть уверена в приватности своих мыслей? Может, конечно же может, я и с ордером на обыск не смог бы залезть к ней в голову, равно так же и Пэт. Моди поверила бы нам, не зуди ей Хедда все время на эту тему. В какой-то момент она почти сумела рассорить нас с Моди, но вместо этого мы прогнали в шею ее саму и стали устраивать свидания втроем до того времени, пока Пэта не услали.

Но это произошло уже к концу лета, после того как нам рассказали о проекте «Лебенсраум».

Примерно за неделю до того, как окончился срок нашего контракта, нас, близнецов, собрали вместе, чтобы побеседовать с нами. В тот первый день нас были сотни, на второй – десятки, а к концу лета – едва ли достаточно, чтобы заполнить большой конференц-зал. Рыжие были среди продержавшихся, однако мы с Пэтом не сели рядом с ними, хотя место там было; от них по-прежнему несло холодом, как от сосулек, и они были эгоцентричны, как устрицы. Остальная компания к этому времени давно перезнакомилась.

Некий мистер Говард был представлен нам как представитель Фонда. Он развел обычную пустую болтовню про то, как он счастлив со всеми нами познакомиться, какая это для него честь и все такое. Пэт сказал мне:

Том, береги кошелек, этот тип пытается нам что-то всучить.

Теперь, зная точно, что мы делаем и как, Пэт и я переговаривались в присутствии посторонних даже чаще, чем раньше. Мы уже больше не шептали, ведь нам доказали, что шепот этот мы не слышим. Но мы все же проговаривали слова про себя, так как это помогало быть понятым. В самом начале лета мы попытались обойтись без слов и читать мысли напрямую, однако из этого ничего не вышло. Конечно же, я мог подключиться к Пэту, но идиотское, нечленораздельное бормотание, звучавшее в его голове вместо мыслей, только смущало и раздражало. Наверное, также бессмысленно было бы вдруг оказаться в чужом сне. Так что я выучился не слушать, если только Пэт не «разговаривал» со мной, и он делал то же самое. «Разговаривая», мы пользовались словами и предложениями, так же как и все остальные. В этом не было ничего от той фантастической популярной чуши о способности схватывать на лету мысли другого человека; мы просто «разговаривали».

Меня только все время тревожил вопрос, почему телепатический «голос» Пэта звучал как настоящий. Пока я не знал, что именно мы делаем, меня это не беспокоило, но как только я осознал, что эти «звуки» – совсем не звуки, этот вопрос начал меня тревожить. Я стал задумываться, в своем ли я уме, и в результате «оглох» на целую неделю – доктор Арно назвала это психосоматической телепатоглухотой.

Она вернула меня в строй, объяснив, что такое слух. Ты слышишь не ушами, ты слышишь мозгом; ты видишь не глазами, ты видишь мозгом. Когда ты дотрагиваешься до чего-нибудь, ощущение находится не в пальцах, оно внутри твоей головы. Уши, глаза, пальцы – это просто датчики, собирающие информацию; но только мозг вносит упорядоченность в этот хаос информации и придает ей смысл.

– Новорожденный ребенок в действительности ничего не видит, – сказала она. – Понаблюдайте за его глазами, и вы увидите, что это так и есть. Его глаза функционируют, но мозг еще не научился видеть. Но как только мозг приобретает навык извлекать информацию из «зрения» и «слуха», эта способность закрепляется. В каком виде вы ожидаете «услышать» то, что вам телепатирует ваш близнец? Что это будет: звон маленьких колокольчиков или танцующие огоньки? Ни в коем случае. Вы ждете слов, и ваш мозг «слышит» слова; это тот процесс, к которому он привык и с которым он умеет управляться.

Больше я не беспокоился по этому поводу. Я слышал голос Пэта гораздо отчетливее, чем голос обращавшегося к нам мистера Говарда. Вне всяких сомнений, в комнате одновременно шло еще с полсотни разговоров, но я не слышал никого, кроме Пэта, и было очевидно, что оратор никого из нас не слышит и вообще мало что понимает в телепатии, так как он продолжал:

– Вполне возможно, что многие из вас, людей с такими волшебными способностями, – тут он очень неприятно улыбнулся, – прямо сейчас читают мои мысли. Я надеюсь, что нет, а если даже и так, надеюсь, что вы выслушаете меня, пока я не скажу все, что хотел.

Что я тебе говорил? – вставил Пэт. Не подписывай никаких бумаг, пока я не проверю.

Заткнись , сказал я ему. Я хочу послушать . Обычно голос его звучал как шепот; теперь он прямо заглушил настоящие звуки.

Мистер Говард продолжал:

– Вполне возможно, вы задавались вопросом, чего это ради Фонд далеких перспектив финансирует эти исследования. Фонд всегда интересовался тем, что могло приумножить человеческие знания. Однако есть еще одна, значительно более важная причина, причина величайшей важности… и великая цель, для достижения которой вы сами можете иметь решающее значение.

Вот видишь? Получше пересчитай сдачу.

Да тихо ты, Пэт.

– Позвольте мне, – продолжал мистер Говард, – кое-что процитировать из устава Фонда далеких перспектив: «Во благо наших потомков». – Тут он сделал театральную паузу – думаю, он это заранее отрепетировал. – Леди и джентльмены, что для наших потомков является наибольшей необходимостью?

Предки, не задумываясь, ответил Пэт. На секунду мне показалось, что он сделал это при помощи своих голосовых связок. Но никто ничего не заметил.

– Ответ может быть только один – жизненное пространство. Пространство, чтобы расти, пространство, чтобы создавать семьи, чтобы растить пшеницу; пространство для парков, школ, домов. Сейчас на этой планете насчитывается более пяти миллиардов человеческих душ. Сто лет тому назад, при половине нынешнего населения она уже была перенаселена до предела, за которым лежит голод. И все равно нас сейчас на четверть миллиона больше, чем в то же самое время вчера, – на девяносто миллионов людей больше каждый год. Только гигантские усилия, приложенные для сохранения и восстановления земель, в сочетании с мерами по контролю над рождаемостью – мерами, которые день ото дня все труднее осуществлять, – смогли предотвратить голод. Мы создали море в Сахаре, мы растопили ледяную шапку Гренландии, мы оросили продуваемые всеми ветрами степи, и все равно год от года ощущаем все большее и большее давление, требующее все больше и больше пространства для бесконечно растущего числа людей.