Ян Леншин - Турнир самоубийц

Трое были одеты как полицейские – в синие форменные рубашки и брюки. Двое щеголяли в старых поношенных фраках и порванных театральных масках. А вон там… Нет, не может быть! Ветер весело трепал зеленые волосы, раздувал подол заляпанного белого платья. На плече «манекена» сидела жирная ворона. Восковые пальцы впились в ремень сумки с камерой.

За деревьями показалась длинная сгорбленная тень.

Ульрик, подавив отвращение, потянул сумку с фотоаппаратом. Пальцы с синими ногтями неохотно разжались. Постарался унять дрожь, вытащил камеру. Механический Человек шел странной дергающейся походкой, не глядя по сторонам. Скрипу ветвей старого вяза вторило громкое тиканье.

Задняя стенка камеры открыта: Часовик забрал фотопластину. Ничего, остались пять запасных.

У зарослей орешника Часовик замер, будто позируя. Ульрик навел камеру на резкость. В матовом стекле и лес, и Механический Человек были перевернутыми. Черная фигура в длиннополом сюртуке стояла недвижно, прислушиваясь. Лучшей возможности выполнить задание и желать нельзя.

Ульрик заменил стекло фотопластиной. Едва слышно щелкнул затвор объектива – за тиканьем и не различишь. Вспышка не нужна, света вполне достаточно. Еще секунда, и Механический Человек скрылся в зарослях орешника.

Дальше дела пошли как по маслу.

В свете нового дня Ульрик увидел старых знакомцев: недвижные черные фигуры вдалеке. Он и представить не мог, что так соскучится по бессмысленным улыбкам на растрескавшихся лицах.

Оказалось, он бродил неподалеку от собственноручно размеченной тропы. Вон они, родные – метки, нацарапанные стилетом, – прекрасно видны в блеклых лучах утреннего солнца.

Когда он вышел из леса, уже совсем рассвело. Морозный воздух был чист и свеж. Ульрик предполагал увидеть Блинча и пару его людей, но на опушке собрался чуть ли не весь город. Едва блэткочцы завидели Ульрика, раздались аплодисменты и крики «Ура!». Двое прикорнувших у костра репортеров проснулись от шума и теперь осоловело озирались.

На скамейке позади всех сидела Джен. Увидев Ульрика, она поднялась и поспешила уйти. Догнать девушку не получилось: блэткочцы быстро его окружили, посыпались вопросы.

– Как вы убили Его, сэр?

– Он долго мучился?

– Вы нашли тела в Его логове?

– Вы видели мою дочь? У нее светлые волосы! Она…

Все казалось нереальным – люди, блеклый солнечный свет, город вдали. Даже Очаровательный лес казался плохо сколоченной декорацией бродячего театра.

– Почему не принесли тело Часовика? – спросил Блинч, пробившись через толпу. – Где оно?

Ульрик неопределенно махнул рукой в сторону леса.

– Хотелось бы последний разок взглянуть на эту тварь, – вздохнул Блинч.

– Э-э-э, – Ульрик растерянно протянул распорядителю фотоаппарат. – Вот.

– Нельзя его было оставлять в лесу, ох нельзя, – сокрушался Блинч. – Хотя вам оно, конечно, виднее, – распорядитель откашлялся. – Дамы и господа!

Голоса смолкли, стало тихо, только слышно, как тараторят у телетрансляторов заспанные репортеры.

– Не один год Механический Человек терроризировал наш прекрасный город! Десятки людей пропали без вести.

Тут распорядитель загнул. Прекрасный? Прекрасный?!

– Многие пытались изловить проклятую тварь и погибли. Ни хитроумные ловушки, ни доблестная полиция не смогли уберечь нас и наших детей от лап механического чудовища. Пока не пришел герой…

Аплодисменты.

– …что встал на защиту города, найдя в себе мужество и отвагу противостоять злу.

Бурные аплодисменты.

– Вообще-то, – подал голос Ульрик, – я не…

– Но теперь, – не слушал его Блинч, – страх и ужас остались в прошлом. Горожане вновь обрели покой. Спасибо вам, сэр, мы никогда не забудем этот подвиг.

Бурные аплодисменты, крики «Ура!», женщины плакали, а мужчины то и дело шмыгали носами и старательно отворачивались.

Покачиваясь на гудящих от усталости ногах, Ульрик рассматривал запонки. Он страшно хотел спать, и ему было все равно, кто что думает. Разубедить блэткочцев можно будет вечером, когда он выспится. Или завтра. Или послезавтра. Или через год – Ульрику казалось, что он может проспать хоть всю оставшуюся жизнь.

– Поздравляю, сэр, вы законный мэр Блэткоча! – Блинч с чувством пожал Ульрику руку. Печати у распорядителя не имелось, касаться такой ладони было невыносимо противно.

– Там Мэгги, тела полицейских… – пробормотал Ульрик. – Сделайте что-нибудь с ними. Пожалуйста.

Улицы спешно приводили в порядок, но до собственных названий им было по-прежнему очень и очень далеко. Ситуацию могло исправить переименование. Называйся улицы «Все еще очень грязная» или «По-прежнему плохо мощенная, хотя уже лучше, чем было», а также «Почти безопасная, если не вести себя вызывающе и быть начеку», путаницы стало бы куда меньше.

Ульрик стоял у груды обломков: сонный мозг привел его к сгоревшей гостинице. Завалы начали понемногу разбирать местные жители – на дрова. Ульрик поежился от холодного ветра. И что теперь?

По воле странного предчувствия он вытащил неприятностиметр из звуконепроницаемого футляра. Писк был такой – оглохнуть можно. Надо же, как опасна бессонница.

Неподалеку хлопнуло, под ногами завертелся шипящий цилиндр.

…Очнулся Ульрик на земле. Над ним серебрился телетранслятор с трещиной в левом углу. По бокам стояли спецагенты Департамента профпригодности в бронекостюмах. С экрана на Ульрика с улыбкой смотрела директор некоммерческого учреждения «Брайан и Компания» Белинда Пет. Чего она такая довольная?

– Как вам новый усыпляющий газ? – весело спросила Белинда. Шею директриса замотала шерстяным шарфом, у локтя стояла кружка – судя по пару, с чем-то горячим. – Рассказывают, от него болит голова, но не волнуйтесь – скоро пройдет.

С каких пор ее волнуют подобные мелочи? Ульрик ощупал себя. Руки-ноги в порядке, голова на месте, хотя и правда немного побаливает. Он определенно жив. Чему она радуется?

Ульрик поднялся, агент поддержал его. Неприятностиметр обнаружился в кармане, заботливо убранный в звуконепроницаемый футляр.

– Примите мои поздравления, – лучезарно улыбнулась Белинда.

– В связи с чем? – спросил Ульрик, еле ворочая языком.

– В связи с вступлением в новую должность, конечно. Нам будет вас не хватать.

В воображении Ульрика отчетливо послышался писк неприятностиметра и зазвучал голос Эдвина: «Ох, не к добру это, сэр».

– Вы же понимаете, – щелкнул пальцами Ульрик. – Должность мэра ничего не значит, это недоразумение и легко поправимое.

Печать отчего-то не загоралась. Писк воображаемого неприятностиметра стал громче.

– Обо всех недоразумениях я уже позаботилась. Как ваша голова? Не болит? – с притворным участием вновь осведомилась Белинда.