Майкл Суэнвик - «Ничего особенного», – сказал кот

Но наутро Ричард не ушел. Напротив, он пошарил в ее холодильнике, отыскал там все необходимое для яичницы по-мексикански и приготовил завтрак. Потом они отправились в лабораторию. Ричард фотографировал все маленьким цифровым аппаратом. («Это же история – потом наверняка захотят сохранить все точно в том же виде, в каком помещение находится сейчас»), а она тем временем набрасывала в желтом блокноте черновик статьи. Когда она закончила, он напомнил ей, что нужно поставить подпись, и сам расписался следом.

Мариэлла Коуди и Ричард М. Чжанг. Вместе во веки веков.

Следующие несколько недель Мариэлла и Ричард провели в блаженной чересполосице физики и романтики. Он покупал ей розы. Она исправляла его расчеты. Они оба рассылали препринты своей статьи – она тем, чье мнение считала достойным внимания, а он всем остальным. А простыни, как бы часто они их ни меняли, всегда были измятыми и пропитанными потом.

Однажды ночью вроде бы ни с того ни с сего Ричард сказал:

– Я люблю тебя, – и Мариэлла, не задумавшись ни на мгновение, ответила:

– Этого не может быть.

– Почему?

– У меня же есть зеркало. Я знаю, как выгляжу.

Ричард бережно взял ее лицо в ладони и серьезно всмотрелся в него.

– Ты некрасива, – сказал он – и в глубине ее души что-то оборвалось. – Но я даже рад этому. Когда я смотрю на твое лицо, у меня сердце поет от радости. Будь ты такой, как, – он назвал имя кинозвезды, – я никогда не мог бы быть уверенным, что это не случайная влюбленность. А так я знаю наверняка: я люблю именно тебя. Эту личность, это тело, этот несравненный ум. – Он улыбнулся той улыбкой, которую она так сильно любила. – Ч. и Т. Д. – что и требовалось доказать.

Этот рай завершился, когда однажды утром они наткнулись возле лаборатории Мариэллы на толпу телерепортеров.

– Что случилось? – спросила она, решив, что произошло ограбление или скончалась какая-то знаменитость.

Ей в лицо сунули микрофон.

– Вы и есть та женщина, которая уничтожила время?

– Что? Нет! Какая чушь.

– Вы видели сегодняшние газеты? – Перед нею помахали номером «Нью-Йорк таймс», но прочесть заголовки она не смогла, так как лист плясал в руках журналиста.

– Я не…

Ричард воздел обе руки и громко сказал:

– Джентльмены! Леди! Минуточку! Да, это доктор Мариэлла Коуди, а я ее помощник и соавтор статьи. Доктор Коуди совершенно права, утверждая, что она не уничтожила время. Такого явления, как время, попросту нет. Есть лишь накопление последствий.

– Вы сказали, что такого явления, как время, не существует. Значит ли это, что возможны путешествия в прошлое? Можно ли посетить Древний Рим? Поохотиться на динозавров?

Несколько репортеров расхохотались.

– Такого явления, как прошлое, не существует – только бесконечное, постоянно меняющееся настоящее.

– Что это должно означать? – спросил кто-то.

– Очень хороший вопрос. Но, боюсь, на него нельзя дать полноценный ответ без использования множества чрезвычайно сложных уравнений. Скажем для простоты, что прошлое никогда в действительности не прекращается, тогда как будущее существует лишь относительно текущего мгновения.

– Если времени не существует, то что же мы имеем?

– Стечение обстоятельств, – сказал Ричард. – Колоссальное количество стечений обстоятельств.

Это объяснение было упрощенным до смехотворности, даже до полной бессмысленности, но репортеры проглотили его. Объяснение Ричарда дало им иллюзию того, что они – будто бы вроде как – поняли, о чем шла речь, хотя истина состояла в том, что они не имели математической подготовки, достаточной для того, чтоб хотя бы извращенно истолковать то, о чем шла речь.

Когда поток вопросов у репортеров все же иссяк, и они, свернув оборудование, удалились, Мариэлла сердито осведомилась:

– И что это была за чертовщина?

– Связи с общественностью. Мы только что выбили подпорки из-под такой вещи, которая всем на свете кажется понятной и самоочевидной. Такое отнюдь не радует людей. Кое-кто может и возненавидеть нас за то, что мы сделали с их миром.

– Мир остался таким, каким и был. Изменится лишь наше понимание его.

– Скажи это Дарвину.

Такова была дурная сторона славы. Хорошая сторона означала деньги. Деньги неожиданно посыпались отовсюду. Денег хватало на все, за исключением того, чего Мариэлле хотелось больше всего, а хотелось ей остаться наедине с Ричардом, своими мыслями, грифельной доской и куском мела. Ричард приобрел кучу чрезвычайно дорогостоящего оборудования и отправился в турне с лекциями – «Кто-то должен этим заниматься, – бодро заявил он, – а ты, ясно, как божий день, не станешь», – разъяснять их открытие. Поэтому она по большей части пребывала в одиночестве.

Эти пустые пятна своей жизни она расходовала на размышления о существовании без времени. Она старалась не представлять себе его в обществе другой женщины.

Когда бы Ричард ни возвращался из поездок, у них случался пламенный праздник воссоединения, а потом Мариэлла делилась с ним своими предварительными, не до конца оформленными соображениями. Однажды вечером он спросил: «А как выглядит стечение обстоятельств?» – и у Мариэллы не оказалось ответа на этот вопрос. Ричард поспешно отменил все свои запланированные выступления, установил в своей лаборатории огромный резервуар для трехмерной визуализации и получил доступ к вычислительным мощностям нескольких «Крей-флексов». Лаборанты, имена которых она никак не могла толком запомнить, носились как угорелые, а Ричард организовывал, руководил и царствовал. Вдруг у него совсем не стало времени для нее. Вплоть до того дня, когда он привел ее и показал одну-единственную черную крупинку в мрачном голубовато-сером баке.

– Мы подцепили одно событие стечения обстоятельств! – гордо заявил он.

Месяцем позже крупинок стало три. Еще через неделю – тысяча. Их количество стремительно нарастало, и самая первая карта реальности обретала очертания: она сначала походила на торнадо с толстым извивающимся хоботом. Потом она выпустила конечности, некоторые из которых были по меньшей мере втрое толще, чем то, что Ричард обозвал Главной последовательностью. Они изгибались петлями внутрь или наружу, что, кажется, не имело значения, от них росли конечности поменьше, хотя, пожалуй, лучше бы назвать их щупальцами, сплетавшиеся между собой, и порой истаивали в ничто или же, напротив, срастались и образовывали могучий хобот.

Ричард назвал то, что получилось, Чудовищем. Мариэлла же не видела тут ничего чудовищного. Образование имело почти естественный облик фигуры, построенной по определенной фрактальной формуле. Оно элегантно изгибалось и перетекало, как ветви, замерзшие прямо во время танца на ветру. Оно было таким, какое оно есть – оно было красивым.