Р. Бэккер - Воин-Пророк

И помнила, как плакала — так, как не плакала никогда в жизни, — потому что она говорила, а он слышал ее. Она помнила, как плыла по волнам его уверенности, его поэзии, его богоподобного знания о том, что правильно, а что нет…

Его отпущения грехов.

— Ты прощена, Эсменет.

«Кто ты такой, чтобы прощать?»

— Мимара.

Когда Эсменет проснулась, ее голова лежала на руке Келлхуса. Она не ощутила ни малейшего замешательства, хотя должна бы. Она знала, где находится, и чувствовала одновременно ужас и ликование.

Она лежала рядом с Келлхусом.

«Я не совокуплялась с ним… Я только плакала».

Лицо ее было помятым после вчерашнего. Ночь выдалась жаркой, и они спали без одеял. Эсменет долго, как ей казалось, лежала неподвижно, просто наслаждаясь его близостью. Она положила руку на его обнаженную грудь. Грудь была теплой и гладкой. Эсменет чувствовала медленное биение его сердца. Пальцы ее дрожали, как будто она прикоснулась к наковальне, по которой бьет кузнец. Она подумала о его тяжести и вспыхнула…

— Келлхус… — позвала она.

Она смотрела на его профиль. Откуда-то она знала, что он проснулся.

Келлхус повернулся и взглянул на нее. Глаза его улыбались.

Эсменет смущенно фыркнула и отвела взгляд.

— Как-то странно лежать так близко… верно? — спросил Келлхус.

— Да, — Эсменет улыбнулась в ответ, подняла глаза, потом снова отвела их. — Очень странно.

Келлхус повернулся к ней лицом. Эсменет услышала, как Серве застонала и что-то жалобно пробормотала во сне.

— Тс-с-с, — с тихим смехом сказал Келлхус. — Она куда больше любит спать, чем я.

Эсменет рассмеялась, качая головой и лучась недоверчивым возбуждением.

— Это так странно! — прошептала она.

Никогда еще ее глаза не сияли так ярко.

Эсменет нервно сжала колени. Он был слишком близко!

Келлхус подался к ней, и губы ее тут же ослабели, а веки отяжелели.

— Нет! — выдохнула она.

Келлхус дружески нахмурился.

— У меня набедренная повязка сбилась, — сказал он.

— А! — отозвалась Эсменет, и они снова рассмеялись.

И снова она ощутила его тяжесть…

Он был мужчиной, который затмевал ее, как и подобает мужчине.

Потом его рука скользнула под ее хасу, очутилась меж бедер, и вот Эсменет уже застонала прямо в его сладкие губы. А когда он вошел в нее, пронзив, как Гвоздь Небес пронзает небосвод, слезы хлынули из ее глаз, и в голове ее осталась лишь одна мысль: «Наконец-то! Наконец-то он взял меня!»

И это не было грезой. Это было на самом деле.

Больше никто и никогда не назовет ее шлюхой.

4111 год Бивня, начало осени, южный Шайгек

Потея под солнцем, Люди Бивня двигались на юг, вдоль извивистых, зазубренных склонов южного берега к дышащей жаром пустыне Каратай, или, как ее называли кхиргви, Эй’юлкийя, «Великая жажда». В первую ночь они остановились у Тамизнаи, перевалочной базы караванов, опустошенной отступающими фаним.

Вскорости после этого Атьеаури, которого послали разведать путь в Энатпанею, вернулся ни с чем; люди его были еле живы от жажды и усталости. Сам Атьеаури был сильно не в духе. Он сообщил Великим Именам, что не нашел ни одного незагрязненного источника и что был вынужден путешествовать по ночам, потому что днем невыносимо жарко. Язычники, заявил он, отступили в дальний угол преисподней. Великие Имена в ответ напомнили ему о бесконечных вереницах мулов, которых они ведут с собой, и об императорском флоте, обязанном сопровождать их, нагрузившись водой из Семписа. Они объяснили свои тщательно продуманные планы, как перевезти воду через прибрежные холмы.

— Вы не представляете, — сказал молодой граф Гаэнри, — в какую землю осмелились вступить.

На следующий вечер трубы Галеота, Нансурии, Туньера, Конрии, Се Тидонна и Верхнего Айнона пронзили сухой воздух. Шатры были сорваны под крики солдат и рабов. Мулы были нагружены и пинками выстроены в длинные колонны. Жрецы Гильгаоала бросили на жертвенник большого ястреба, затем выпустили еще одного в сторону клонящегося к западу солнца. Пехотинцы подцепили свои тюки на копья, перешучиваясь и жалуясь на перспективу ночного перехода. Гимны терялись и растворялись в гомоне тысяч хлопочущих людей.

Воздух сделался прохладнее, и первая колонна двинулась по западным отрогам кхемемских прибрежных холмов.

Первые кхиргви появились после полуночи; они завывали, мчась на своих верблюдах, неся истину Единого Бога и Его пророка на остриях кривых клинков. Нападения были короткими и ужасными. Кхиргви набрасывались на группы, отбившиеся от основной массы войска, и поливали пески красной водой. Они просачивались между рядами айнрити и с воплями налетали на обозы, и повсюду, где только находили, вспарывали драгоценные бурдюки с водой. Иногда, особенно на твердой почве, их нагоняли и уничтожали в яростных схватках. В противном случае они отрывались от преследователей и исчезали в освещенных луною песках.

На следующий день первые вереницы мулов перебрались через прибрежные холмы к Менеанору и обнаружили залив, серебрящийся на солнце и усеянный кораблями нансурского флота. Первые вытащенные на берег лодки с грузом воды были встречены радостными криками. Изнурительная работа — погрузка воды на мулов — сопровождалась песнями. Многие люди раздевались до пояса и окунались в море, чтобы легче переносить жару. А вечером, когда Священное воинство выбралось из невыносимо душных шатров, его встретила свежая вода Семписа.

Священное воинство продолжило ночной марш. Невзирая на леденящие кровь налеты, многих заворожила красота Каратая. Здесь не было насекомых, не считая странных жуков, катавших по пескам шарики навоза. Айнрити смеялись над ними и называли их «сборщиками дерьма». И крупных животных они тоже не видели, кроме стервятников, неустанно кружащих в небе. Где нет воды, там нет жизни, а в Каратае воды не найти, — разве что в тяжелых бурдюках, которые несли солдаты Священного воинства. Здесь казалось, будто солнце выжгло весь мир до костей. И все же пустыня была прекрасна, словно запавший в память страшный сон, рассказанный кем-то другим.

На седьмую назначенную встречу Священного воинства и имперского флота Люди Бивня добирались через сухие узкие ущелья. Они посмотрели на Менеанор, весь расписанный лазурью и белизной, и не обнаружили никаких кораблей. Встающее солнце золотило поверхность моря. Люди видели отдаленные буруны. Но кораблей не было.