Р. Бэккер - Воин-Пророк

И Серве ей поверила. Да и как она могла не поверить? Эти слова звучали слишком похоже на то, что мог бы сказать Келлхус.

— Дневной переход тебя не утомил, Серча? — спросила Эсменет.

Она улыбнулась в точности так же, как когда-то улыбалась тетя Серве, тепло и участливо. Но затем Эсменет внезапно помрачнела, как будто увидела в лице Серве нечто неприятное. Взгляд ее сделался отстраненным.

— Эсми! — позвала Серве. — Что случилось?

Эсменет смотрела вдаль. Когда же она вновь повернулась к Серве, на ее красивом лице появилась другая улыбка — более печальная, но такая же искренняя. Серве опустила взгляд на свои руки. Ей стало страшно: а вдруг Эсменет откуда-то узнала?.. Перед ее мысленным взором возник скюльвенд, трудящийся над ней в темноте.

«Но это был не он!»

— Горы… — быстро сказала Серве. — Земля здесь такая твердая… Келлхус сказал, что раздобудет для меня мула.

— Да, он наверняка… — кивнула Эсменет.

Она не договорила и, нахмурившись, принялась вглядываться в темноту.

— Что он затеял?

Ахкеймион вернулся к костру, неся с собою куколку. Он посадил ее на землю, прислонив к белому, словно кость, камню. Кукла — вся, кроме головы — была вырезана из темного дерева; руки и ноги крепились на шарнирах, в правой ладошке она держала маленький ржавый ножик, а туловище было исписано мелкими буковками. Голова же представляла собой бесформенный шелковый мешочек. Серве взглянула на куколку, и та вдруг показалась ей кошмарной. Отсветы костра блестели на полированном дереве. Маленькая тень на фоне камня казалась черной, как смола, и плясала вместе с языками пламени. Сейчас кукла выглядела мертвым человечком, которого собираются возложить на погребальный костер.

— Серча, Ахкеймион тебя не пугает? — спросила Эсменет.

В ее глазах плясали озорные искры.

Серве подумала о той ночи у разрушенной гробницы, когда Ахкеймион послал свет к звездам, и покачала головой.

— Нет, — отозвалась она.

Она была слишком печальна, чтобы бояться.

— Значит, сейчас испугает, — сказала Эсменет.

— Он ушел за доказательствами, — язвительно заметил Ксинем, — а вернулся с игрушкой!

— Это не игрушка! — раздраженно пробормотал Ахкеймион.

— Он прав, — серьезно произнес Келлхус. — Это колдовской артефакт. Я вижу Метку.

Ахкеймион бросил взгляд на Келлхуса, но промолчал. Пламя костра гудело и потрескивало. Ахкеймион закончил возиться с куклой и отступил на два шага. И вдруг, когда фоном ему сделалась темнота и огни огромного лагеря, он стал меньше похож на усталого ученого, и больше — на адепта Завета. Серве вздрогнула.

— Это называется «Кукла Вати», — пояснил Ахкеймион. — Я… приобрел ее в Сансори пару лет назад… В этой кукле заключена душа.

Ксинем поперхнулся вином и закашлялся.

— Акка! — прохрипел он. — Я не потерплю…

— Уважь меня, Ксин. Келлхус сказал, что он из Немногих. А это — единственный способ доказать его утверждение, не навлекая проклятие на него — или на тебя, Ксин. А мне все равно уже нечего терять.

— Что я должен делать? — спросил Келлхус.

Ахкеймион присел и выдернул из земли прутик.

— Я просто нацарапаю два слова, а ты скажешь их вслух. Они не являются Напевом, значит, ты не будешь отмечен. Никто, посмотрев на тебя, не увидит Метки. И ты по-прежнему будешь достаточно чист, чтобы без особых проблем взять в руки Безделушку. Ты произнесешь пароль, приводящий в действие этот артефакт… Кукла пробудится лишь в том случае, если ты и вправду один из Немногих.

— А почему это плохо, если кто-то узнает в Келлхусе колдуна? — спросил Кровавый Дин.

— Потому, что он будет проклят! — гаркнул Ксинем.

— Именно, — согласился Ахкеймион. — И после этого проживет недолго. Он окажется колдуном без школы, волшебником, а школы не терпят волшебников.

Ахкеймион обеспокоенно переглянулся с Эсменет. Потом он подошел к Келлхусу. Серве чувствовала, что он уже сожалеет об этом представлении.

Ахкеймион проворно нацарапал веточкой цепочку знаков на земле, у самых сандалий Келлхуса.

— Я написал их на куниюрском, — сказал Ахкеймион, — чтобы не оскорблять ничей слух.

Он отступил и медленно поклонился. Несмотря на бронзовый загар, приобретенный под палящим солнцем Гедеи, Ахкеймион казался сейчас серым.

— Произнеси их, — велел он.

Келлхус, серьезный и сдержанный, мгновение разглядывал слова, а затем отчетливо проговорил:

— Скиуни ариситва…

Все взгляды обратились к кукле. Серве затаила дыхание. Она ждала, что кукла вздрогнет и задергается, как марионетка, запляшет, повинуясь невидимым нитям. Но ничего подобного не случилось. Первой шевельнулась грязная шелковая голова. Серве поняла, что на ткани проступает крохотное лицо — нос, губы, лоб, глазные впадины, — и задохнулась от ужаса.

Казалось, будто всех присутствующих окутала наркотическая дымка, оцепенение людей, оказавшихся свидетелями невозможного. Сердце Серве лихорадочно стучало. Голова шла кругом…

Но она не могла отвести взгляд. На шелке появилось человеческое лицо — такое маленькое, что могло бы поместиться в ладони. Крохотные губы разомкнулись в беззвучном вопле.

А потом кукла задвигалась — проворно и ловко, ничего общего с подергиваниями марионетки. И Серве, впадая в панику, поняла, что это и есть душа, сама по себе… Одним плавным, усталым движением кукла подалась вперед, оперлась руками о землю, согнула колени, потом поднялась на ноги; на землю упала крохотная тень — тень человека с мешком на голове.

— Ради всего святого!.. — напряженно выдохнул Кровавый Дин.

Деревянный человечек стоял, поводя безглазым лицом из стороны в сторону, и изучал онемевших великанов.

Потом он поднял маленькое, ржавое лезвие, заменявшее ему правую руку. Костер выстрелил; человечек подскочил и развернулся. Дымящийся уголек упал к его ногам. Человечек наклонился и, подцепив уголек ножом, кинул его обратно в костер.

Ахкеймион пробормотал нечто неразборчивое, и кукла осела бесформенной грудой. Колдун обратил к Келлхусу каменное лицо и мертвенным ровным голосом произнес:

— Так, значит, ты из Немногих…

Ужас, подумала Серве. Он в ужасе. Но почему? Разве он не видит?

Ксинем внезапно вскочил на ноги. И прежде чем Ахкеймион успел что-то сказать, маршал ухватил его за руку и рывком развернул к себе.

— Зачем ты это сделал? — крикнул Ксинем.

На лице его отражались боль и гнев.

— Ты же знал, что мне и так трудно из-за… из-за… Ты же знал! И теперь — вот это представление? Это богохульство?

Ошеломленный Ахкеймион в ужасе уставился на друга.

— Но, Ксин! — воскликнул он. — Это то, что я есть.

— Возможно, Пройас был прав! — рявкнул Ксинем.

Он с рычанием отшвырнул Ахкеймиона и размашисто зашагал прочь. Эсменет вскочила и схватила безвольную руку Ахкеймиона. Но колдун продолжал вглядываться в темноту, где исчез маршал Аттремпа. Серве слышала настойчивый шепот Эсменет: «Все в порядке, Акка! Келлхус поговорит с ним. Объяснит, что он не прав…» Но Ахкеймион отвернулся от вопрошающих взглядов тех, кто сидел у костра, и вяло оттолкнул ее.