Владимир Белобородов - Хромой. Империя рабства [litres]

– Бросайте мечи, – произнес вооруженный луком Чустам, выходя из леса. – Вы уже проиграли. Бросите – убивать не будем.

Старший, оглянувшись и поняв, что их всего двое, не считая возницы, который уже улепетывал в лес, не мог принять решения. Тот, что со стрелой в шее, пошатнулся.

– Думай быстрее, ты еще можешь помочь ему.

– Ему уже не поможешь. – Старший бросил меч.

– Я остановлю кровь, если вытащишь стрелу. – Огарик несколько равнодушно для ребенка наблюдал эту сцену.

– Да, конечно. – Старший, усадив ничего не понимающего воина на землю, стал пытаться обломить наконечник стрелы.

Его руки скользили по стреле, измазанной в еще сильнее начавшей течь крови. Гигант сделал к ним пару шагов, прежде чем цепь натянулась, останавливая его. Он, повернувшись, махнул нам рукой. Липкий нехотя сделал шаг. Но тормозили не мы, а последний.

– Что непонятно было сказано? – повернулся я.

– Так он не говорил, – произнес один из рабов.

– Быстро подошли! Человек умирает.

– Да он как бы не человек для нас…

– Огарик, тронь там говорливого.

– Да ладно, идем мы.

Когда гигант смог приблизиться к старшему охраннику, то первым делом откинул мечи обоих воинов к нашим. Клопу даже пришлось отпрыгнуть, чтобы клинок не ударил его по ноге. Потом, схватив за плечи, отодвинул старшего от уже начавшего закатывать глаза раненого. Взявшись пальцами, он с легкостью отломил оперение и продернул стрелу дальше. Кровь толчками стала вырываться наружу. Если Огарик сумеет его спасти, то на него можно будет молиться как на святого, наверняка кровь внутрь тоже била. Гигант быстро зажал оба отверстия, оставшиеся после стрелы. Мальчонка, подойдя, убрал его руки и наложил свои. Шея раненого словно осветилась изнутри, став на мгновение прозрачной. Секунд тридцать ничего не происходило, но затем воин конвульсивно задергался. Огарик убрал руки от его шеи и отошел, растерянно смотря на воина. Слова были излишни.

– Ладно, Ларк, Огарика уведи. – Первым отошел Чустам. – Тот второй тоже мертв? – спросил он мальчишку.

Огарик отрицательно помотал головой. Я бы, наверное, на его месте вообще вопрос не понял. У парня прямо великое самообладание.

– Клоп, лошади! – крикнул я, понимая, что уходить надо будет быстро, а кандалы мы точно здесь не снимем. – Липкий, закидывай цепь на телегу – рубить будем.

Толикам копьем указал старшему охраны отойти. Перерубить цепь на телеге не получилось, несмотря на то что по обуху долбили бревном сантиметров пятнадцать диаметром и метра два длиной. Телега играла под ударами, сводя на нет все усилия. Гигант остановил уже вспотевшего Чустама и указал на лес.

– Что? – спросил корм.

– У него языка нет, – объяснил я Чустаму.

– Так нас поймают, – ответил гиганту корм, замахиваясь в очередной раз.

Гигант перехватил бревно и, поставив его на землю, приложил к нему цепь.

– Он хочет сказать, что на дереве быстрее будет, – догадался я.

– Да понял я уже. Давайте к лесу!

Минут через двадцать Гигант, махая бревном, смог перерубить звено цепи. За это время и бревно стало похоже на мочалку, и дерево, на котором рубили, покрылось вкруговую отпечатками цепи. После разгибания звена рабы наконец смогли покинуть единую связку.

– Чустам, медальоны! – крикнул я корму.

– Где? – спросил Чустам у старшего.

– Их потом привозят. Мы по общей бумаге едем.

– А где бумага?

Старший открыл сумку, висевшую через плечо.

– Ты лучше всю сумку давай, – предложил корм.

– Там наши документы. Я заберу?

Корм кивнул.

– Ну все, уходим! – Чустам закинул меня, словно мешок, на трофейную лошадь, сесть на нее я не мог из-за кандалов на ногах. Гремя цепями, ко мне подошел гигант. Показав себе на грудь пальцем, ткнул в меня. Смотреть на него лежа на животе было неудобно.

– Хромой, – Липкий тоже смотрел на меня, – я тебе помогал.

– То есть ты тоже хочешь с нами?

– Ну, своих у меня не осталось. А с украшениями мы одни далеко не уйдем.

– Чустам! Давай большого и Липкого возьмем – просятся.

– Пусть на вторую залазят, а там видно будет. – Корм снимал с убитого броню.

– А мы? – спросил один из рабов.

Чустам взглянул на меня. Всех брать равносильно самоубийству – скорость потеряем дико. Нас к утру найдут, поскольку кузни для расковки или табуна лошадей у нас не было.

– Я только этих двоих знаю. – Я попытался развести свисающие руки. – Пока есть шанс, могут бежать. А не-э-эт. Там такой гнусный, с язвочками на роже, я бы ему ногу сломал.

– Тот убежал в лес, как только цепь разрубили, – засмеялся Клоп.

– Так вы хоть топор оставьте! – крикнул раб.

– А то у нас топоров склады. Беги! – Чустам подошел к старшему охраны и бросил перед ним меч. – Ты свободен.

– Вы чего?! – заорал еще один. – Он же нас перережет!

– Я ему обещал и слово держу. Беги, тебе говорят, у него вон раненый. – Чустам присел перед воином, поверженным Огариком, и, приложив пальцы к его шее, одобрительно кивнул. – Ему не до вас!

Наверное, если бы освобождали рабов из обычного торба какого-нибудь балзона, то больше половины рабов просто остались бы на месте, поскольку среди рабов огромное количество людей, которые боятся. Боятся бежать, боятся говорить, да и жить боятся. Но это имперский торб. А имперские черные рабы долго не живут. Нет, конечно, тут тоже такие были. Например, вон тот мужичок с испуганными глазами наверняка никуда не побежит.

– То есть вы нас бросаете? – возмутился все тот же раб.

– Слышь, разговорчивый! – взорвался вдруг Клоп. – Пока ты тут трезвонишь, парни-то уже разбредаются. Тебя в любом случае не возьмем. Много говоришь – мало делаешь! Повидал я таких, которые только на чужом горбу.

Еще один раб и вправду ковылял в лес, и на развилке остались только этот орущий, мужичок с испуганными глазами и старик, непонятно как попавший в рабы. Почему непонятно как? Потому что пожилых людей редко загоняют за долги в рабство, а дожить рабом до такого возраста тоже нереально.

– У них есть хоть какой-то шанс, – закончил Чустам мысль Клопа.

– Телята недоделанные, твари!.. – неслось нам вслед.

Вернее всего, этот оракул останется в рабстве. Собственно, шансов у тех, кто побежал в лес, тоже мало, поскольку без инструмента освободиться от кандалов невозможно.

Я понимал, что мы могли увести с собой еще пару рабов, но сами еле выживаем и брать незнакомых людей… Муки совести были, однозначно. Оправдывался перед собой только тем, что действительно глупо тащить всех.

– Не думал, что вы на такое решитесь. – Говорить лежа на лошади вниз головой было неудобно, но переполняла радость, что я вновь на свободе, и безумно хотелось ею поделиться. – Спасибо, мужики. Правда, спасибо, я уж думал, все…