Владимир Белобородов - Хромой. Империя рабства [litres]

На третий день мы ночевали в одном лагере. Подвигло меня на слияние наших групп одно интересное открытие, сделанное за день до этого.

На обед в тот день мы остановились в небольшом лесочке. Поскольку есть-то, собственно, кроме сваренной вечером каши, было нечего, то мужики выпросили по пятьдесят настойки – для аппетита, так сказать.

– Я сбегаю, – сорвался Огарик.

Только он отбежал к лошадям, я встал с земли и пошел следом.

– Чего ты? – спросил Клоп.

– Да он в прошлый раз приложился к бутылке, а тут не вино…

Клоп ухмыльнулся. Когда я преодолел пятнадцать метров до «припаркованного» транспорта, то был уже на все сто уверен, что Огарик пытается отпить из бутылки. Он стоял за лошадью, но поскольку росточку он был небольшого, то я прекрасно видел его практически по грудь, а также дно кувшина, пляшущее под грудью лошади Большого. Но то, что я увидел, когда нырком проскользнул под брюхо лошади (боюсь ужасно этого маневра – вдруг лягнет, но очень хотелось поймать на месте преступления шельмеца) и оказался рядом с Огариком, несколько обескуражило, как и мое появление – пацана. Огарик одной рукой прижал к себе откупоренную бутыль, пробка была в зубах, а в другой руке он держал стеклянный пузырек с ярко-зеленой жидкостью.

– Что это? – Я осторожно изъял незнакомую жидкость из руки Огарика.

Тот вынул пробку изо рта и растерянно ответил:

– Зелье.

– Понятно, что не сок.

Парень молчал.

– Что за зелье?

– Ну… чтоб меня не обижали…

Кроме мата в голову ничего не лезло. Понятно, что это идея не Огарика, но насколько хитро продвинутый дед… Смотрю, с местными алтырями-магами ухо востро держать надо!

– Пей, – показал я ему на настойку, так как он успел плеснуть туда магической гадости.

То, что в пузырьке, давать побоялся, интуиция подсказывала мне, что эта штука – концентрат. Нет, ну как не проснуться паранойе после такой картины и объяснения – вдруг отравить хочет?

Огарик глотнул и тут же закашлялся, выплевывая. Сзади вывернул Чустам:

– Ну что? Поймал?

– Есть такое. – Я незаметно сунул пузырек за пояс. – Пей так, чтобы глотнул.

– Да ты чего? – стал заступаться корм.

– Пить отучаю.

Огарик, понимая всю серьезность ситуации, глотнул еще раз и отрывисто задышал. Я забрал у него бутыль.

– Ну разбирайтесь тут. – Чустам неожиданно вынул у меня из рук настойку и ушел.

– Точно не яд? – прошипел я.

Огарик закивал, говорить он не мог. Объявлять о том, что Огарик что-то подмешал в настойку, не хотелось.

– Смотри, чтоб не вырвало, – сжалился я над парнем, но тут же сопоставил свои слова и эффект зелья – неужели я жалею его из-за этой дряни?

– Рассказывай!

– Там зелье, чтобы я всем нравился… ну то есть не нравился, но меня бы уважали, в смысле любили.

– Я тебя понял.

Понятие «симпатия» тут, да как, собственно, и в нашем мире, могло расцениваться в разных социальных кругах неодинаково. Среди нас, может, только Толикам бы понял его адекватно, остальные – как минимум поглумились бы, а как максимум сделали бы нелицеприятные выводы.

Своим о тайне Огарика я не рассказал. Хотя сначала и хотел, но предположил, что они тоже под воздействием зелья и как бы мне не перепало.

Когда тронулись, дождавшись пешее войско, я с Огариком отстал немного.

– Давай объясняй.

Хмеля в парне не ощущалось, что только подстегнуло подозрения – маг, мог и вывести, как, собственно, и яд.

– Это зелье, чтобы… не обижали меня, уважали, прислушивались…

– Как называется?

– Зелье… вождя, – понурившись, ответил парень.

– Почему так?

– Ну-у… оно для подчинения.

– То есть? Тебе все подчиняются?

– Нет, оно обостряет внимание людей к тебе, твоим словам. Ну-у… при решении какого-либо вопроса к тебе прислушиваются. Но оно слабое! Оно только чуть-чуть помогает!

– То есть я к тебе отношусь хорошо только из-за этого зелья?

– Ты и раньше хорошо относился. Мы с тобой кровь смешали и теперь как родня. На тебя это зелье не действует, оно чтобы другие относились хорошо ко мне. А когда мы смешали, то часть моей магии попала к тебе, и теперь на тебя зелья на моей крови не действуют.

– А оно на твоей крови?

– Да.

Минут пять мы ехали молча. За это время я успел подумать и сопоставить некоторые факты. Вдруг все стали хорошо относиться ко мне, прислушиваться к моему мнению…

– Огарик, а вот если мы смешали кровь и часть твоей магии, как ты говоришь, вошла в меня – я маг?

– Нет, – растерянно ответил парень. – Магом нельзя стать, им только рождаются.

– А если часть твоей крови во мне, то ко мне тоже будут хорошо относиться?

Мальчишка задумался и наконец ответил:

– Не знаю.

А вот до меня, кажется, стала доходить подоплека моего негласного выдвижения в лидеры. Даже корм вдруг стал таким лояльным и послушным, прямо жуть – мальчик-паинька. И началось ведь это все после появления Огарика. Дед ведь наверняка нам… О чем я? Мы же даже пили вместе!

Пока я размышлял, Огарик вообще потух, это было видно по опустившейся головенке – лица я не видел, так как парень сидел впереди меня.

– По деду скучаешь, – потрепал я его вихры.

В конце концов, мальчишка не виноват – дед велел, он и сделал.

– Скучаю немного. Я привык к нему за год.

– То есть за год? А раньше ты не с ним жил?

– Нет.

– А с кем?

На этом мои успехи по раскрытию темных пятен биографии мальца закончились, тот опять ушел в глухую, молчаливую оборону.

Когда к вечеру никто не умер и не забился в конвульсиях, я решил угостить остатками настойки новеньких – на всякий случай, вдруг наши загнутся, так и эти пусть… Шучу, конечно… наверное. На тот же всякий я выждал день, и… вот мы в одном лагере. Однако паранойя не давала успокоиться, и мы с Чустамом договорились, что ночью тот из нас, кто встает на стражу, будет делать вид, что спит, а второй будет страховать его лежа.

Лежать с закрытыми глазами и не спать, когда очень хочется… надо местной инквизиции предложить такую пытку. Происшествие случилось за полночь. Один из гладиаторов, тот, которому осталось жить недолго, Солк, встал и направился к Чустаму. Я напрягся. Но гладиатор потрепал Чустама за плечо и что-то прошептал, после чего вернулся на свое место. Утром ко мне подошел Наин:

– Не подумай, что клевещу или разлад внести хочу, но ночью твой человек на страже спал.

Я не знал, что ответить. Рассказать, что проверяли их, неловко, не рассказать – Чустама очернить.

– Я поговорю с ним.

– Не хотелось бы, чтобы он о нас плохо подумал, – замялся гладиатор.

– Чустам нормальный мужик, поймет.

Однорукий кивнул.

– На тебя жалоба поступила, – когда Чустам вернулся от реки, неподалеку от которой мы встали, сообщил я.