Ричард Адамс - Майя

Морка подозрительно посмотрела на него:

– С чего это ты так расщедрился? Опять в Теттит собрался, что ли? И когда тебя назад ждать?

– Никуда я не собираюсь! Завтра на озере порыбачу, если Майя сети починит. Вот ты с рынка вернешься, увидишь, сколько я рыбы наловлю – и карпа, и щуку, и форель. Мельдов восемьдесят заработаем, а то и больше. Не сомневайся. Нала, солнышко, – обратился он к девятилетней девочке, – уложи малышку. Ей давно спать пора. А ты, Келси, огонь в очаге потуши. Вытащи из огня полено, погаси его здесь, в лохани. Ну, не знаю, как вы, а меня ноги не держат. Майя, хватит уже шить, побереги свои ясные глазки. Завтра закончишь. Пойдем, красавица, – вздохнул он, обнимая Морку. – Сейчас уложим твое пузо, заодно я тебе и напомню, как ты им обзавелась.

Пятьдесят мельдов… Таких денег в доме давно не водилось, но Морка уже привыкла к непредсказуемому поведению Таррина и не стала допытываться, как он их раздобыл, хотя и сгорала от желания узнать, где он провел день.

Лунные лучи, пробираясь сквозь ставни, освещали ветхие, давно не стиранные простыни и голую ногу Майи – девушка укладывала ее на приставленную к кровати скамью, потому что вдвоем с Налой на узкой койке было тесно. С матерью Майя постоянно бранилась, но сестер любила и заботилась о них как могла. Летними ночами приставная скамья избавляла от жаркой духоты, только поворачиваться было неловко. Засыпала Майя быстро и спала крепко.

В хижине, за закрытыми ставнями, жужжали мухи, по углам копошились мыши. Морка уснула. Таррин, чуть отодвинув занавеску, жадно глядел в щелку на обнаженные плечи и спутанные кудри Майи, залитые лунным сиянием.

Говорят, что лунный свет навевает сны. Майе что-то снилось. Таррин слышал ее неразборчивое бормотание, но проникнуть в мир ее грез не мог.

Поначалу сон Майи был лишен знакомых, привычных образов. Ее окружало безбрежное сияющее пространство. Потом она оглядела себя и увидела, что с ног до головы покрыта цветами – не просто увешана гирляндами, как недавно у водопада, а укутана в длинное одеяние, целиком сотканное из ярких лепестков, источающих восхитительный аромат.

– Я – владычица Беклы! – изрекла она без слов: мысли чудесным образом звучали в невидимой неисчислимой толпе, собравшейся у ее ног.

Сквозь эту толпу Майя медленно прошествовала к роскошному возку неподалеку, понимая, что ей предстоит проехать по огромному городу к какому-то святилищу, где ее наделят великой властью.

Возок радужно переливался, будто громадная перламутровая раковина. В ярко-красные оглобли была впряжена пара длиннорогих белоснежных козлов, богато украшенных золотой мишурой, алыми перьями и гирляндами овощей и фруктов – длинными стручками фасоли, пучками моркови, тыквами, кабачками и огурцами. Некая смутная фигура стояла у повозки и держала козлов под уздцы.

– Нет, я сама поеду! Это мои козлы! – воскликнула Майя, выхватила стрекало из чехла у сиденья и погнала козлов вперед.

Повозка качнулась, словно на волнах, и тронулась с места под одобрительный гул и возгласы невидимой толпы. Майя сидела, зажав меж колен выдолбленную тыкву, наполненную спелыми смоквами, и щедро разбрасывала сочные плоды по сторонам.

– Угощайтесь! – кричала она.

Сладко пахло смоковным соком. Невидимые люди суетились, расхватывая лакомство. Майя никого не различала в толпе, скрытой сияющим туманом, но чувствовала, что посреди всеобщего ликования ей угрожает смертельная опасность. Какой-то мерзкий толстяк сгреб смоквы в кучу и, ни с кем не делясь, жадно поглощал плоды. Майя понимала, что он может ее убить, но его удерживала чернокожая девушка.

Наконец Майя достигла цели своего путешествия – ясеня на берегу, бросила поводья, спрыгнула с повозки и, вскарабкавшись на излюбленное местечко среди ветвей, посмотрела на темную поверхность озера, но вместо своего отражения увидела там косматого старика, который добродушно глядел на нее. Она догадалась, что это водяной дух. Ей стало любопытно, действительно он живет под водой или неслышно подкрался к ней сзади и выглядывает из-за плеча, отражаясь в озере. Майя повернула голову, ветви ясеня зашелестели, яркий свет застил глаза – и она проснулась.

Майя лежала неподвижно, вспоминая странный сон и повторяя про себя излюбленную отцовскую поговорку: «Коли не расскажешь сон, то исполнится он; коли скажешь кому, то не сбыться ему».

Она с небывалой яркостью помнила не то, что видела, а то, что чувствовала: неимоверное великолепие и сияющую, доселе невиданную роскошь. Роскошь… и неминуемую опасность. И странного старика в воде. Майя не могла понять, хочется ей, чтобы сон сбылся, или нет. Впрочем, чему там сбываться?

А вдруг она его не остановит, и он сбудется – сам по себе, но не так, как ей хочется, а по-своему, как пророчества из сказок, услышанных от Таррина и от старой Дригги, что жила по соседству. А если сон сбудется, то как Майя об этом узнает – сразу или только потом?

В животе у Майи заурчало от голода. Она прислушалась: за занавеской размеренно посапывала мать. Брать еду без спроса та не позволяла и была бы рада запереть кладовую, да на гельтский замóк денег не было, – впрочем, домашние никогда и не видывали изделий гельтских мастеров.

Майя тихонько выскользнула из-под простыни, натянула полузаштопанный сарафан поверх сорочки и на цыпочках прокралась к кладовой. Хлипкая дверца была перевязана обрывком бечевки. Майя бесшумно развязала узел, ощупью сгребла с полки ломоть хлеба и кусок жареной рыбы – остатки Тарринова ужина, – украдкой подобралась к порогу, отодвинула дверной засов и вышла из хижины в прозрачно-сизый сумрак летнего утра. Звонко щебетали птицы, на озере протяжно вскрикнула выпь, плеснула вода. Майя присела на корточки и пописала в траву на обочине тропки, а потом, медленно добредя до раскидистого ясеня, взобралась на свое излюбленное место.

Она ничком растянулась на толстой ветви, уперла лоб в ладони и глубоко вдохнула воздух, собравшийся в ложбинке меж грудей. Ломоть черствого хлеба она сначала согрела в подмышке, а потом с наслаждением вгрызлась в него. Внезапно по озерной глади скользнул яркий луч света и вдали, над противоположным берегом, показался краешек восходящего солнца.

Ослепительное сверкание воды напомнило Майе недавний сон. «Коли не расскажешь сон…» Неожиданно ее осенило: как известно, сны посылает Леспа, прекрасная спутница бога Шаккарна. Если Леспа послала этот чудесный сон, значит Леспе и надо его рассказать, объяснить, что он выше Майиного разумения, и попросить богиню поступить так, как ей угодно. Так свой сон Майя и расскажет, и не расскажет.

Она разделась догола, сунула одежду в развилку дерева, повисла на ветке и, раскачавшись, прыгнула в озеро. Холодная вода обожгла тело. Майя выдула нос, умылась и поплыла к центру озера, рассекая водную гладь, что рыбьей чешуей сверкала под солнцем.