Евгений Мисюрин - Черный грифон

Солнце золотило вершины вековых деревьев, облака, в страхе перед дневным светилом, сбивались в кучу и спешно убирались в сторону запада. Птицы неуверенно начали свою распевку, пробуя, не простыли ли за ночь их голоса. Роса бриллиантовыми каплями засверкала на травинках и листьях. Платон Смирнов открыл глаза и потянулся.

Всё тело ломило, ноги, будто положили на ночь в холодильник. Руки затекли, при попытке подняться стрельнуло в левом боку, не иначе отлежал на холоде. Молодой человек не замечал красоты нарождающегося утра, он, кряхтя, выбрался из гамака, и теперь стоял на толстой нижней ветке, думая, как бы спуститься так, чтобы не потревожить подвёрнутую ступню. Бушлат его был покрыт мелкими каплями опустившейся за ночь росы, джинсы подмокли, ботинки же, наоборот, задубели. Кряхтя и охая, раненый выживальщик спустился на землю и встал, прислушиваясь к ощущениям. Зачерствевшее холодной ночью тело требовало разминки. Молодой человек попрыгал, всё выше и выше. Нога не капризничала. Тогда он начал наклоны, после них сделал ещё несколько упражнений на растяжку и разные группы мышц. Дыхание стало глубже и чаще, щёки его порозовели, в глазах появился бодрый огонь. Платон снял бушлат, несколько раз встряхнул его в руках, сбивая капли росы.

Пора было озаботиться пропитанием. Он неодобрительно посмотрел в сторону малинника и поморщился. Хотелось чего-то более основательного. Желательно мяса. На худой конец, грибов или рыбы.

С рыбой в этом месте было плохо. Из водоёмов только родник, бьющий из-под корней дерева и узеньким, звенящим ручьём уходящий в сторону восхода солнца. А вот грибы вполне могли бы найтись, если тщательно порыться в прелой листве.

Тут раздалось хлопанье крыльев, и прямо над Платоном, метров на десять выше, на ветку села большая чёрная птица с красным пятном на голове и белым пушистым хвостом. Ветка закачалась, сверху посыпались листья и пара желудей.

– Глухарь что ли? – шёпотом спросил сам себя Смирнов, но ответа, естественно, не дал.

Глухаря он видел лишь на картинках, знал только, что птица это вполне съедобная и даже очень вкусная. Внезапно птица заворковала по голубиному. Только, понятно, гораздо громче.

– Ничего себе, у них тут голуби, – удивлённо прошептал Платон, выискивая глазами на земле подходящий камень.

Снаряд нашёлся быстро – прямо под левой ногой. Смирнов, стараясь не делать лишних движений, присел, кривясь от боли в подвёрнутой лодыжке, ощупью поднял камень и зарядил влажный, переливающийся синим и серым, голыш в рогатку. Затаил дыхание, не столько для точности, сколько от волнения, и выстрелили.

Курлыканье закончилось удивлённым клёкотом, сверху зашуршало, и жертва упала прямо под ноги охотнику. Следом неспешно опускался шлейф резных, серо-зелёных листьев.

Платон подпрыгнул на месте от возбуждения, и ощутимо ударился о землю больной ногой.

– Да! – громко крикнул он.

Молодой человек подхватил трофей за шею и внимательно осмотрел. Большая часть птицы была покрыта чёрными перьями, но шея отсвечивала зелёным, в хвосте виднелось белое пятно, а на голове кокетливо качался красный хохолок. Таких птиц он ещё не видел. Платон снова повертел добычу перед собой, прикидывая, как её теперь ощипать.

– По-моему, ядовитых птиц не существует, – пробормотал он. – Как теперь её разделать?

В этот момент добыча дёрнулась и суматошно забила крыльями. Охотник от неожиданности выпустил тетерева из рук, тот упал, и продолжал молотить уже по земле.

– А! – заорал Платон, схватил первый попавшийся камень и с силой опустил его прямо на красный хохолок птицы.

Та пару секунд сучила конечностями прежде чем, наконец, затихла. Смирнов поднял камень и отбросил его в сторону. Под ним была ямка, в которой кучкой лежали покрытые перьями кости черепа, обильно сдобренные куцыми куриными мозгами. В сторону торчал сплющенный клюв. Платон снова потянул за шею. Остатки головы продолжали лежать в мягкой ямке как в могиле. Он ещё раз глянул на искорёженные останки птичьей головы. На этот раз не поморщился, не отвёл взгляд.

– Царство тебе птичье, – негромко проговорил эпитафию и ногой зарыл ямку.

Предстояло учиться щипать птицу на практике. До этого Смирнов неоднократно видел, как это делается. В бабушкиной деревне ощипать курицу считалось обычным делом. Но самому пока этого делать не приходилось.

– Вроде, горячая вода нужна, – с трудом вспоминал Платон технологию приготовления птицы. – Что ещё?

Память ничего больше не выдала. Перед глазами встал образ бабушки. Вот она рубит голову курице. Та, уже безголовая, вырывается, делает круг по двору, и только потом падает. Бабушка берёт тушку, несколько раз макает её в чан с кипятком, и начинает ловко, только пальцы мелькают, обдирать мокрые перья.

Прикинув, что подойдёт и холодная, он сунул безголового тетерева в родник, и только потом подумал, что неплохо было бы попить. Почему-то суетясь, Платон достал тушку, отложил её в сторону и начал вычерпывать ладонями воду из родника. Со дна поднялась муть, пить стало и вовсе невозможно.

Напиться удалось только через несколько минут, когда вода в роднике успокоилась, а заодно и сменилась. Маленькая лужица, из которой вытекал совсем тоненький ручей, вновь стала прозрачной, и Платон решился-таки напиться.

С птицей всё выходило не так радужно. Несмотря на длительное пребывание в холодной воде, перья выдёргивались с трудом, и в итоге тушка получилась не просто ощипанная, но и местами без кожи. Однако, на костёр она пошла и в таком виде. Платон подозревал, что если бы поголодал ещё день, то мог бы и с перьями не заморачиваться. Зато сейчас он наконец-то приступил к еде. Щедро посыпал солью из пакетика оторванную ногу, и тут же в кустах раздался громкий треск, и под дуб выскочил здоровенный, на взгляд Смирнова не меньше быка, бурый в серых пятнах кабан с огромными, по полметра, загнутыми вверх жёлтыми клыками.

Здесь же костёр, мелькнуло в голове молодого человека, что ему надо? Сам он открыл глаза, стоя на ветке дуба, почему-то с жареной ногой в руке. Как он смог забраться на дерево с больной ногой и не выронить при этом свой обед, Смирнов не понимал.

Зверь по инерции пробежал по поляне, пару раз недовольно хрюкнул, и встал под деревом, глядя куда-то на юг. Платон поднялся на цыпочки, нога при этом предательски отдалась болью, и увидел, как через кусты летит длинная прямая палка. Она с неприятным хрустом ткнулась в бок кабана, зверь оглушительно всхрапнул и упал на грудь, смешно задрав в небо скрюченный дрожащий хвост.

Хищник попытался подняться, но ноги подкашивались. Он визжал, крутил головой, пытаясь дотянуться клыками до копья, но ничего не получалось. Древко торчало чуть ниже шеи, отчаянно раскачиваясь при каждом движении зверя, но выпадать не спешило. Листва покрывалась чёрной кровью, в воздухе распространялся тяжёлый запах скотобойни. Платона даже немного замутило от увиденного и вони.