Анна Гаврилова - Каникулы в Раваншире, или Свадьбы не будет! [Litres]

Зато встряска подействовала очень здорово! Едва допили чай, Вирдж ухватил меня за руку и, проигнорировав возмущённые возгласы братьев, бодро потащил в неизвестном направлении. Как вскоре выяснилось, вёл в святая святых – в свою студию.

Вот тут моё сердце по-настоящему растаяло… Взгляду предстал огромный зал с гигантскими, лишенными всяких гардин окнами и частично заставленный всякой всячиной – от эскизов и картин, написанных Вирджем, до всевозможных заготовок и незавершенных скульптур.

Но главным поводом для счастья был великолепнейший вид, который из этих окон открывался. Заснеженный, залитый солнечным светом мир!

Увидав эту красоту, я простила синеглазому бабнику всё! И одновременно ужасно обрадовалась, что мы одни, что посторонние мою реакцию не видят.

А она была совершенно неадекватной – я сперва выдохнула, потом взвизгнула и со всех ног помчалась к окнам, чтобы остановиться в десятке сантиметров от стекла и застыть с распахнутым ртом.

Вирдж отнёсся с пониманием. Более того, сообщник довольно крякнул и шустро направился в дальний, особо захламлённый угол.

К моменту, когда ступор прошел и я смогла оторваться от созерцания заснеженного мира, рядом уже стояли три мольберта. А Вирдж, не скрывая довольной улыбки, махнул рукой и заявил:

– Выбирай!

– А подрамник для холста найдётся? – тут же поинтересовалась я.

Парень насмешливо фыркнул и, окинув внимательным взглядом свои закрома, в другой, противоположный первому, угол направился. Забубнил там, зашуршал, а спустя ещё несколько минут мне предоставили не только подрамники, но и стопку уже загрунтованных холстов. И зачем я, спрашивается, свои везла?

– Выбирай, – поигрывая новеньким гвоздемётом, повторил Вирдж.

Ну а едва я определилась с размерами подрамника, принялся лично натягивать холст.

Такая забота была очень приятна.

Не хватало лишь одного – моего чемоданчика с карандашами, грифелем и красками. То есть тут, в мастерской, все инструменты, конечно, имелись, но своё как-то привычнее и оттого лучше.

– Сейчас принесут, – услышав о проблеме, заявил Вирдж. Временно отложил гвоздемёт и отошел, чтобы позвонить в колокольчик, вызывая слугу.

Я тоже отошла – вернулась к окнам и вновь застыла. Стояла и впитывала этот невероятный пейзаж, эти лучи холодного зимнего солнца.

Оставалась малость – успеть запечатлеть хотя бы часть этого великолепия. И надеяться, что завтра утром погода будет такой же. Что этот чудный вид повторится и мне не придётся ждать слишком долго, чтобы продолжить работу.

Остаток дня пролетел неуловимо быстро – я даже не заметила, как это случилось. От холста отвлеклась лишь тогда, когда над миром начал сгущаться сумрак, а мастерская озарилась светом множества ламп.

Сообщник всё это время был здесь же, со мной. Сперва расхаживал по мастерской, рассматривая свои старые заготовки, а потом принялся корпеть над новым эскизом.

Я, заметив в руках Вирджа лист бумаги и карандаш, сразу вспомнила про обещанный бюст и напряглась. Но короткая разведка с заглядыванием через плечо опасения развеяла – оказалось, Вирдж вдохновился не мной, а предстоящим праздником. Он рисовал шута, танцующего в венке из еловых веток. По эскизам фигура получалась очень сложной, но занимательной.

Когда я отложила палитру и кисти, Вирдж, который уже не рисовал, а корпел над куском глины, своё занятие тоже оставил. И кивнул на расположенный в отдалении столик – тот, где стояли остатки поданного нам обеда, а ещё чайник и магическая горелка.

Причём обед мы не просили, но леди Элва проявила инициативу – прислала горничных. К счастью, нам предложили не суп, а бутерброды и закуски, к которым прилагалась записка: «Дети! Только попробуйте не поесть!»

Отказать при такой постановке вопроса было совершенно невозможно, и мы, разумеется, перекусили. А теперь Вирдж активировал горелку, чтобы выпить чаю, закончить рабочий день.

Пока сообщник старался, я стянула выданный мне фартук и принялась вытирать руки пропитанной растворителем салфеткой. Затем осматривать платье на предмет пятен, которые, учитывая ограниченное количество одежды, были крайне нежелательны.

Ровно в тот момент, когда я изогнулась, пытаясь осмотреть себя сзади – просто в пылу работы можно испачкаться в самых неожиданных местах, – дверь плавно приоткрылась, и в студию заглянул Селвин.

Он молниеносно оценил обстановку, и в следующую секунду дверь открылась уже полностью, а на пороге появился не один «поросёнок», а вся великолепная четвёрка.

– Ну наконец-то! – воскликнул Осб.

– Мы уже и не надеялись, что вы закончите, – добавил Селвин.

Вирдж сразу нахохлился и, развернувшись к двери, сказал ворчливо:

– Если кто-то забыл, то напомню, это моя личная территория, и я вас сюда не приглашал.

– Ой, да ладно тебе, – отмахнулся Идгард.

А Тунор вытащил из-за спины бутылку вина и добавил:

– Смотрите, что у нас есть.

Вирдж нахохлился сильней, однако возмущаться прекратил. Четвёрка «поросят» этим молчанием сразу воспользовалась – дружно ввалилась в студию и направилась к нам.

А оказавшись в нескольких шагах, столь же дружно траекторию движения сменила! Устремилась не к столу, где уже закипал установленный на магическую горелку чайник, а к моему мольберту.

Остановились братья почти синхронно и замерли, рассматривая очень далёкую от завершения картину. Осберт склонил голову набок, Селвин важно сложил руки на груди, Тунор хмыкнул, а Ид сказал:

– А ведь действительно неплохо.

Мой «возлюбленный» выразительно скривился и парировал:

– А ты сомневался?

– Конечно, нет, – заявил ищейка. И после короткой паузы: – В чём сомневаться? Я-то картины Айрин уже видел.

Брови упомянутой художницы плавно взлетели на середину лба, а лицо вытянулось. К счастью, я оказалась не единственной, кого огорошило это заявление, – удивились вообще все.

– Когда ты успел? – в голосе Осберта прозвучало возмущение. Словно без него, без судьи, Идгард видеть мои работы никак не мог.

– Когда в Ристаун ездил, – ответил Ид.

– А ты ездил в Ристаун? – продолжил изумляться судья.

– В конце осени, в связи с одним из расследований, – пояснил ищейка. – В перерывах между общением с воротилами чёрного рынка и парой зарвавшихся алхимиков я несколько раз заглядывал к Вирджу. В университетскую галерею тоже зашел.

– И чего там? – спросил Тунор.

– Картины, скульптуры, – озвучил очевидное Ид. – А на каждом экспонате табличка с указанием автора.

Я ощутила, как по спине побежал холодок. Правда, причина крылась вовсе не в том, что Ид поинтересовался моими работами. По нервам ударило другое – напоминание о должности «старшенького».