Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья [litres]

– Разумеется! Рокэ, с Эрвином, с графом Литенкетте лучше поговорить тебе, иначе он не поймет… Не поймет, почему ты его раз за разом отталкиваешь. Со столицей, с гаданием этим…

– Ошибаешься, – Рокэ провел рукой сперва по мокрому камню, а потом по лицу. – Литенкетте не поймет, если я начну объясняться. А, будь по-твоему, зайду к нему сам! Рамон, нам слегка по дороге, выедем вместе. Уилер, через два часа в полной готовности на конюшне, на каждого – по три лошади. Валме с Готти – четыре.

– Будет сделано. Господин регент, разрешите задать один вопрос.

– Если про Савиньяка, то мне он нужен не меньше, чем вам и матери. Поднимайте своих и суньте куда-нибудь эту радость.

– Слушаюсь. – Уилер равнодушно взял древнее величие и стремительно, хоть и без суеты, исчез, неожиданно и горько напомнив Никола. Маленький генерал тоже бы не ушел, не спросив про своего «Монсеньера», а «Монсеньор» все еще надеется. Вопреки здравому смыслу и золотому спекшемуся комку…

Одного Один не ждал! Полночь!

– Кончилась полночь, – неисправимый Салиган очередной раз почистил рукав . – И правильно сделала, а вот тебе нужны часики. Я даже знаю, где их спереть.

– Ты уже спер, – напомнил Алва. – Ро, часы придется взять. Подарок вора приносит счастье.

Позади странно застучало. Очень странно! Эпинэ рывком обернулся – на краю стола тряс лапами котенок, ему было мокро и противно.

Одного Один не ждал! Полночь!

День маршал Капрас начал в странном настроении, раздраженном и при этом по-дурному смешливом. Виной тому был редкий по глупости сон, где прибожественный Лидас в багряных казарских одеждах тащил на руках матушку Цагари, а та хлопала в ладоши не хуже Гирени. За парочкой, как цыплята за наседкой, хромала дюжина казаронов с обутыми левыми и босыми правыми ногами. Разноцветная процессия важно ползла длиннющим расписным коридором, выход из которого заступил подбоченившийся Турагис. Казароны грозили стратегу саблями, гигант в ответ лишь хохотал. Опасаясь драки, Карло попытался обогнать легата, но пол оказался сплошь покрыт пьяными в стельку птицами. Мало того, Турагис, отсмеявшись, принялся швырять в Лидаса драгоценностями, через которые легат равнодушно переступал. Поняв, что птицы никакие не птицы, а притворяющиеся таковыми кольца и браслеты, маршал принялся их сгребать в оказавшийся под рукой огромный пахучий сапог. Было противно, но копошащихся на полу побрякушек хватало на десяток конных батарей.

Карло нагреб уже полсапога, и тут слетевший с потолка Микис вывалил из казначейского мешка здоровенного нухутского петуха; петух забулдыкал и принялся с чудовищной скоростью клевать будущие пушки. Пришлось выхватить пистолет и пристрелить ненасытную дрянь, та, сдохнув, обернулась живехоньким Анастасом с крыльями из пучков молний и потребовала лопату. Лопата сном уже не была, ее в самом деле искали. Пронзительные, доносившиеся со двора крики заставили маршала пожалеть о не закрытом на ночь окне, из-под которого успела натечь хорошая лужа – обещанный местными дождь таки зарядил. Карло зевнул и принялся одеваться, отсыревшая одежда настроения не улучшила. За окном продолжали орать, маршал выглянул наружу: на месте двора обнаружился мутный пруд, на бреге коего под навесом топтались искатели лопаты, нужной, видимо, для прочистки водостока.

Придорожная гостиница, куда после истории со сдохшей птицей перебралось корпусное начальство, мягко говоря, не процветала. Хозяин винил в своих бедах новый тракт и конкурентов, но лучше б он оборотился на себя, для начала выучившись продирать глаза прежде постояльцев. Помянув бацуту, дождь и Леворукого, Карло застегнул пояс и совсем уже собрался рявкнуть на толкущихся у лужи бездельников, но во двор вышел Фурис.

Бывший писарь не кричал и руками не махал, однако лопата внезапно нашлась, старший из спорщиков безропотно полез в пруд, а младший взялся за метлу. Взбаламученная вода дрогнула и начала отступать. Маршал поежился и провел рукой по щеке, прикидывая, звать ли цирюльника. Окрик часового и хлюпающий топот заставили вновь высунуться из окна – доверенный куратор походной канцелярии, презрев дождь, расспрашивал крепыша в кожаном курьерском плаще, рядом мотала башкой бодрая лошадь, на вальтрапе которой красовались оранжевые молнии. Эстафета, а Фурис не далее как вчера сетовал на недолжное обращение адъютантов с почтой. Вот пусть и разбирается.

По всем канонам занесенную в «Главную учетную книгу для входящих бумаг» депешу маршалу подали после завтрака. И хорошо, что не раньше, ибо порождение «Карающей Коллегии Четырежды Божественного Сервиллия» аппетит бы отбило напрочь. Карло поменял местами кувшин и стакан, обошел превращенную во что-то вроде кабинета комнатку и вновь поднес к глазам столичное послание. Кто скрывается за подписью Молниеразящего сервиллионика высшего ранга, Капрас не знал, но мерзавец именем императора требовал перекрыть границу с Кагетой, захватив при этом находящихся в пределах досягаемости подданных и пособников богопротивного кагетского правителя, «брата» накрепко уверовавшей в свое казарское происхождение Гирени.