Вера Камша - Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд смерти. Рассвет. Часть третья [litres]

– Давненько я… не носил на руках… дам.

– Я бы с радостью вас заменил, но вы не сможете заменить меня самое малое до половины пути.

Анфилада из уютных, не чета остальному дому, комнаток. В спальне занавески теперь тоже сдвинуты, милый полумрак, мерцающий ночничок, как бы хорошо было здесь эти три часа, пусть даже Гирени и спала. Дальше света больше, комнатка служанки, за ней каморка с иконами, здесь, надо думать, ночевал Пьетро, потом какая-то гардеробная – шкафы, дюжина дорожных сундуков, расписная ширма и вот он, ход для прислуги. Дверцу, похоже, не отпирали со времен прежних владельцев, однако Пьетро отодвинул ржавый засов без усилий. Тихий скрип и тихие же пояснения:

– О замке и петлях я позаботился.

М-да, интересно… то есть нет, не интересно! Пусть врач-послушник и кладезь всяческих загадок, ломать голову сейчас не время. Нужно вытащить Гирени, взять за горло разбойников, куда-то запереть свихнувшегося старика, который к ночи станет еще и несчастным. Церковь несет утешение, но о Турагиса утешители зубы обломают, так, может, остаться? Подарить стратегу напоследок вечер счастья – и позволить швали разбежаться?

– Господин Капрас, если вы твердо решили…

– Твердо.

В дверцу маршал со своей ношей протиснулся первым, сзади опять скрипнуло: Пьетро «позаботился» о замке.

– Куда теперь? – Не зашумит ли кто, не подаст ли сигнал тревоги оставленная стратегом охрана? Нет, тихо… пока тихо.

– Обычно здесь никого не бывает, но лучше идти молча.

Иными словами, заткнись и ступай за проводником. Правильно вообще-то.

Полутемный коридор, маленькие окошки так высоко, что их не моют даже «конюхи». Гирени вздрагивает, ей что-то снится… Поворот, узкая лестница на второй этаж, но Пьетро ныряет под неё. Там опять какие-то сундуки и за ними дверка, совсем маленькая, её и заметить-то трудно.

– Я обратил внимание, что на сундуке у стены напротив смазана пыль, – шепотом объясняет монах. – Кто-то проходил и смахнул то ли плащом, то ли рукавом, вот я и проверил.

Тут и сейчас-то ни змея не видно, – только слышно – звяканье, скрежет, шуршанье. Проверил он! Забрался в темень под лестницу, разглядел смазанную пыль и ну проверять!

Щелчок, скрип дверных петель. Гирени вздрагивает, но не просыпается, ничего себе успокоительное…

– Не торопитесь, – предупреждает клирик, – сейчас я зажгу фонарь. С госпожой поосторожней, тут низко.

С госпожой обошлось, но сам Карло в притолоку лбом врезался; спасибо, несильно, разгона не было. Потереть бы, да руки заняты… Желтоватый луч неторопливо пробегает от стены к стене, словно рисует небольшую, до половины забитую сундуками и ящиками комнатку без окон. Что-то вроде кладовой, но пылью не пахнет. Чисто, даже смазывать нечего, неужто убирают?

– Помните, – Пьетро поднимает свой фонарь, – семейство Праксисов? Губернаторский секретарь говорил, они еще в середине лета пропали! Смотрите.

Зеленоватый сундук, на нем ящик поменьше, с перламутровыми инкрустациями по всем поверхностям и гербами. Четыре ириса и удодий.

– Я не знаю их герба. – Бедные Праксисы… Зря они взяли себе удодия, ничего хорошего он не приносит. – По-вашему, это склад добычи?

– Несомненно, хотя не думаю, что здесь всё. Господин маршал, нам следует поторопиться. Осторожно, сейчас будут ступеньки!

– Важный военный склад, согласно старым уложениям, должен иметь два обычных выхода и один потайной.

– Я дурно в этом разбираюсь, но потайной выход здесь действительно есть, и мы им воспользуемся.

Луч фонаря отскакивает от перламутрового ириса, словно прощается. В Речной Усадьбе всё «как положено» – стратегу так хотелось вырастить армию, пусть игрушечную, но свою. Отсюда и мундиры, и доклады, и устроенные по всем правилам склады, через которые «доверенные» бандиты наверняка попробуют удрать. Не все же они свихнулись, кто-то просто мародер, а мародеры свои шкуры ценят.

Четырнадцать крутых ступенек и сразу темный низкий коридор, по счастью – совсем короткий. Очередная дверь, очередной засов, этот смазан на совесть. Пьетро снова смиренно колдует над замком, ну не агнец ли? Беленький, тихонький, только видит в темноте не хуже кошки, а случись что, сперва упадет на все четыре лапы, а потом еще и глаза выцарапает.

Щелчок, в лицо бьет дневной свет. Морозно, ясно, радостно…

– Где мы?

– В овражке, что спускается к реке. За поворотом нас должны ждать, теперь я могу принять госпожу Гирени.

– Спасибо. Кто нас ждет?

– Не знаю. – Смиренный брат ловко подхватывает девочку, не всякий гвардеец так сумеет. – Сразу после парада господину Фурису стало плохо.

– Это мне сейчас станет плохо. От вас обоих.

– Пусть это станет единственной причиной вашего скверного самочувствия на долгие годы. Если не трудно, раздвиньте ветки.

Зеленоватые и красные прутья кажутся весенними, свежий, чудесный ветерок пробирается под плащ. Гирени закутана на совесть, но лучше б ей побыстрее в тепло… Под ногами пружинят влажные бурые листья, наверху яркая синяя полоса. Солнце в канун Зимнего Излома обещает щедрый год, но на что? Шагов за спиной не слышно, не потому ли у церковников в ходу веревочные сандалии? Да и эти их балахоны. Под ними чего только не спрячешь! У смиренного братца что-то любопытное наверняка нашлось, иначе б галлисовы ублюдки с ним не откровенничали… А ведь успей монах вернуться, Лидас вполне мог бы уцелеть. Чистил бы пистолет, ругался с отцом Ипполитом, писал про звезду над Паоной, верил в победу и Ореста… О том, что Прибожественный Сервиллионик успел поверить еще и маршалу Капрасу, никто не догадывался, а он поверил. Как и Турагис, который, сам того не зная, пускает за свой стол убийц, но сегодняшнее застолье не задастся.

Шорох… И опять. Там, где кот скользнет тенью, пес чем-нибудь да зашуршит, а уж лошадь или мул…

– Господин маршал, давайте подождем здесь.

– Как скажете. Вы слышали?

– Да.

Принимаются ныть плечи, когда тащил кагетку, даже когда просто шел, все было в порядке, а сейчас разнылись, ничего, бывает! В бою тоже все здоровы, как кони, болячки берут свое потом, когда кончается… Только какое, к Леворукому, «кончается»? Всё впереди, и правильное, и мерзкое, и несправедливое.

– Господин маршал, – монах, послушник, лекарь, вовсе незнамо кто, наклоняет голову, словно хочет поцеловать Гирени, – как только заботу о госпоже примут ваши люди, я вернусь в усадьбу.

– Какого?.. Пьетро, объясните!

– Чуть позже. Церковь порицает суеверия, но некоторые слуги ее избегают говорить о еще не сбывшемся. Если позволит Создатель, у обитателей усадьбы вскоре появятся неотложные дела. Большего я сейчас сказать не могу.

– Так не говорите! Только… для меня вина Турагиса, именно Турагиса, а не его… конюхов отнюдь не очевидна. Стратег сошел с ума, этим воспользовались.