Робин Хобб - Судьба шута [litres]

– Теперь все в порядке, Фитц. Ты вновь обрел цельность. На этот раз, когда ты вернешься назад, ты сможешь вспомнить свою прежнюю жизнь. Полностью.

Прошло еще некоторое время, и я понял, что вновь способен глубоко дышать. Затем я поднялся на ноги. Я двигался с такой осторожностью, что Шут подошел ко мне и взял за руку. Но мои шаги замедлялись не от слабости, а от удивления. Я был подобен человеку, к которому вернулось зрение. Каждый листок казался мне удивительно-ярким, у нас над головами пели птицы, и мой Уит был таким острым, что я не мог сосредоточиться на вопросах, которые негромко задавал мне Шут. Лучи солнца, пробивавшиеся сквозь густую листву, золотыми стрелами озаряли вечерний лес. В них медленно кружилась и блестела пыльца.

Мы подошли к ручью, я опустился на колени и напился холодной сладкой воды. Но когда я наклонился, мое внимание привлекло дно ручья. Прозрачный мир движущейся воды, разноцветные гладкие камушки, мягкие колышущиеся пальцы водорослей. Серебристая рыбешка промелькнула между листьями и исчезла. Я попытался поймать другую, но она легко ускользнула из моих неловких пальцев, и я рассмеялся. Я поднял взгляд на Шута, чтобы проверить, видит ли он все это, он смотрел на меня – с любовью, но без улыбки. Он положил руку мне на голову, словно отец, благословляющий ребенка, и сказал:

– Если думать обо всем, что со мной произошло, как о звеньях одной цепи, которая привела меня сюда, где ты стоишь на коленях возле воды живой и обретший целостность, что ж… тогда уплаченная цена не слишком велика. Когда я вижу тебя таким, я исцеляюсь сам.

Он не ошибся. Я вновь обрел себя.

В этот вечер мы не стали покидать окруженную лесом площадь. Я развел новый костер и почти всю ночь просидел, глядя в огонь. Как если бы я приводил в порядок свитки или сортировал лекарственные растения для Чейда, я вспоминал годы, прожитые мной после того, как я отдал половину своей жизни. Полустрасти. Отношения, в которые я ничего не вкладывал и ничего не получал в ответ. Отступления и увертки. Уход. Шут лежал между мной и костром, делая вид, что спит. Я знал, что он стоит на страже. Ближе к рассвету он спросил:

– Я сделал что-нибудь не так?

– Нет, – спокойно ответил я. – Это я много лет назад совершил ошибку. А ты вернул меня на путь истинный, чтобы я мог все исправить. – Я еще не знал, как это сделать, но не сомневался, что попытаюсь.

Утром я затоптал костер на площади. Мы оставили шатер Элдерлингов трепетать на ветру и сбежали от летней грозы. Потом мы разделили мою зимнюю одежду. Шут приложил свои пальцы к моему запястью, и мы шагнули в черный монолит, соединенные Скиллом.

Мы вышли из Скилл-колонны в ледяном дворце Бледной Женщины. Шут простонал, сделал два неуверенных шага и опустился на колени. Путешествие далось мне легко, хотя на миг у меня закружилась голова. Потом почти сразу же на меня обрушился холод. Я помог Шуту подняться на ноги. Он с удивлением озирался по сторонам, обхватив себя руками, чтобы хоть как-то согреться. Я дал ему немного времени, чтобы прийти в себя и выглянуть из покрытых изморозью окон на снежный ландшафт. Потом он с благоговением осмотрел Скилл-колонну.

– Пойдем, – сказал я.

Мы спустились по лестнице и задержались в комнате с картой. Мой друг с интересом взглянул на изображенный на ней мир. Длинные тонкие пальцы Шута пробежались по неровной поверхности моря и повисли над Бакком. Не касаясь карты, он указал на четыре самоцвета возле Баккипа.

– Эти самоцветы… ими обозначены Скилл-колонны?

– Наверное, – ответил я. – А это Камни-Свидетели.

Он легко коснулся побережья к юго-востоку от Баккипа. Здесь не было ни одного самоцвета. Шут покачал головой:

– Никто из живущих здесь меня не знает. Глупо даже думать об этом.

– Думать о возвращении домой не глупо, – заверил его я. – Если я попрошу Кетриккен, она…

– Нет, нет, нет, – прервал меня он. – То была лишь глупая фантазия, Фитц. Я не могу туда вернуться.

Закончив изучать карту, мы спустились по лестнице и попали в лабиринт, залитый бледно-голубым светом. Мне показалось, что мы вернулись в старый кошмар. Мы шли, и я чувствовал, как нарастает беспокойство Шута. Он побледнел – и не только от холода. Следы синяков на его лице напоминали о власти, которую имела над нами Бледная Женщина. Я пытался держаться каменных туннелей и безуспешно искал выход. Так мы переходили из одной комнаты в другую, и красота дворца тронула мое сердце, хотя я продолжал тревожиться из-за Шута, который не проронил ни слова. Возможно, мы ошиблись и он еще не был готов вернуться в те места, где его жестоко пытали.

Многие из помещений дворца остались нетронутыми – сюда не добрались «перекованные» воины Бледной Женщины. Каменные притолоки украшали резные деревья, птицы, рыбы и цветы – все эти мотивы повторялись на фризах внутри комнат. Впрочем, слишком мягкие оттенки цветов были чужды искусству Шести Герцогств. Удлиненные фигуры людей с глазами причудливого цвета и странными отметинами на лицах напомнили мне Сельдена, торговца из Бингтауна, лицо которого покрывала чешуя. Я сказал об этом Шуту, и он кивнул. Позднее, когда мы шагали по другому каменному туннелю, он спросил у меня:

– Ты когда-нибудь видел белую розу, которая с годами постепенно стала красной?

– Вполне возможно, – ответил я, думая о садах Баккипа. – А почему ты спрашиваешь?

Уголок его рта дрогнул.

– Мне кажется, ты смотрел на них, но не видел. После стольких лет происходит изменение. Особенно наглядно это можно увидеть на примере белых роз, которые приобретают розовый оттенок или когда на белоснежных лепестках появляются красные прожилки. Это происходит из-за того, что меняется их сущность.

Я с легким беспокойством посмотрел на Шута – неужели его разум не выдержал испытаний? Он лишь покачал головой.

– Потерпи еще немного. Позволь мне объяснить. Драконы и люди могут жить бок о бок. Но когда это происходит в течение долгих лет, они начинают влиять друг на друга. Элдерлинги подвергались такому влиянию в течение многих поколений. – Он с грустью покачал головой и добавил: – Перемены далеко не всегда выглядят привлекательно. Иногда дети умирают вскоре после рождения, или срок их жизни заметно укорачивается. Другие живут дольше, но не могут иметь потомства. Элдерлинги были долгоживущей расой, но они никогда не отличались плодовитостью. Дети рождались у них редко и ценились очень высоко.

– Мы впустили драконов в наш мир – и теперь вновь начнутся такие изменения? – спросил я.

– Да. – Он отнесся к моим словам совершенно спокойно. – Людям предстоит узнать, чего стоит жизнь рядом с драконами. Некоторые с радостью заплатят эту цену. Элдерлинги вернутся.