Майкл Муркок - Месть Розы. Романы

Это часть горькой ноши, которую влачит бывший император: отчизна его пала жертвой не принципов, но слепой страсти…

Эльрик намеревался проститься со своей временной союзницей, но что-то в ее взгляде привлекло его, и когда она попросила проводить ее до лагеря, он согласился; после чего графиня предложила отведать вина у нее в шатре.

- Приятно было бы еще немного пофилософствовать, - сказала она. - Мне так недоставало умного собеседника.

И он провел с ней эту ночь и еще много ночей подряд. От тех дней ему осталась память о беспричинной радости и красоте зеленых холмов, поросших кипарисами и тополями, в поместье Гайи, в Западной провинции Анакхазана.

Однако, когда оба они отдохнули и достаточно пришли в себя, очевидно стало, что устремления Эльрика и графини различны, и потому он распрощался с ней и ее друзьями и отправился в путь верхом, ведя в поводу двух лошадей с поклажей. Он направлялся в Элвер и дальше на восток, в неисследованные земли, надеясь обрести душевный покой в том краю, что напомнил бы ему безвозвратно утраченное прошлое.

Он тосковал по башням, изысканным творениям из камня, упиравшимся, точно острые пальцы, в пылающее небо Имррира; ему недоставало живости ума и небрежной, насмешливой жестокости своих сородичей, что казалась столь обыденной в те времена, когда он не стал еще человеком.

И пусть дух его взбунтовался, поставив под сомнение право Сияющей Империи править миром людей, этих полуживотных, расселившихся повсюду, точно саранча. Их маги-недоучки, их жалкие армии осмелились бросить вызов императорам-чародеям, чьим последним потомком он был.

Пусть он ненавидел надменность и гордыню своего народа, их готовность с легкостью жертвовать чем угодно ради власти над миром.

Пусть он познал стыд - чувство, неведомое его расе… Но душа его тосковала по дому и всему тому, что он так любил или ненавидел. Ибо в этом Эльрик был похож на людей: он скорее готов был держаться за привычное и знакомое, хоть оно и тяготило его, нежели принять нечто новое, пусть даже обещавшее свободу.

Тоска эта усиливалась в душе его, питаемая одиночеством, и альбинос поспешил оставить позади Гайи, истаявшее воспоминание, и отправился в далекий Элвер, на родину своего друга Мунглума, где доселе ему еще не доводилось бывать.

Вдали виднелись холмы, именуемые в этих краях Зубами Шенкха. У их подножия лежала грязная деревушка с глинобитными домами, окруженными частоколом, - великий стольный град Туму-Каг-Санапет-Нерушимого-Храма. На подъездах к нему Эльрик вдруг услышал за спиной протестующий возглас и, обернувшись, с удивлением увидел, как с ближайшего холма кто-то летит вверх тормашками. Вслед незнакомцу неслись серебряные стрелы молний из невесть откуда взявшейся тучи, и лошади альбиноса заржали и попятились в ужасе. Золотисто-алое сияние разлилось по небосводу, словно наступил рассвет, но тут же померкло; взвихрились синие и бурые смерчи, стаей спугнутых птиц разлетевшиеся по сторонам… а затем и они исчезли, оставив лишь пару облачков в обыденном до тошноты небе.

Решив, что явление это достаточно необычно и заслуживает его пристального внимания, Эльрик подъехал к невысокому рыжеволосому человечку, с трудом выбиравшемуся из канавы на краю серебристо-зеленого поля. Тревожно посмотрев на небо, незнакомец попытался запахнуться в потрепанный плащ. Плащ, однако, не сходился на нем: все карманы его, внешние и внутренние, были битком набиты книгами. На человеке были серые клетчатые штаны и высокие черные ботинки на шнурках; когда он согнул ногу, чтобы рассмотреть прореху на колене, оказалось, что у него носки ярко-красного цвета. Лицо с жидкой бородкой было бледным и веснушчатым, глаза - голубыми и по-птичьи беспокойными. Огромный острый нос-клюв делал его похожим на зяблика. При виде Эльрика он поспешил отряхнуться и с беззаботным - видом двинулся к нему.

- Как вы думаете, сударь, соберется ли дождь? Я вроде как слышал удар грома. Это меня выбило из колеи. - Незнакомец немного помолчал, оглядываясь в недоумении. - Кажется, я держал кружку эля. - Он почесал взъерошенную голову. - Ну да, сидел себе на скамейке у «Зеленого Друга» и пил эль… А вас, сударь, я что-то в Патни не припомню. - Человек опустился на траву. - Боже правый! Похоже, я опять переместился. - Он взглянул на Эльрика повнимательнее, и узнавание отразилось на его лице. - По-моему, сударь, мы где-то встречались. Или вы просто играете роль?

- Боюсь, я не совсем понимаю вас, - отозвался альбинос, спешившись. Чем-то этот странный, похожий на птицу человечек показался ему симпатичен.

- Меня зовут Эльрик Мелнибонэйский, я - обычный странник.

- Мое имя Уэлдрейк, сударь. Эрнест Уэлдрейк. Я тоже немало попутешествовал, хотя и не по своей воле: покинул Альбион, прибыл в викторианскую Англию, где ухитрился даже прославиться, затем оказался в елизаветинской эпохе. Понемногу начинаю привыкать к этим внезапным смещениям. Но кто же вы такой, мастер Эльрик, если не актер?

Едва понимая половину из того, что наговорил незнакомец, альбинос тряхнул головой.

- Я наемник. А чем занимаетесь вы?

- Я, сударь мой, поэт! - Мастер Уэлдрейк напыжился, принялся рыться по карманам в поисках какого-то тома, а не найдя, развел руками, словно показывая, что не нуждается в верительных грамотах, и сложил на груди тощие руки. - Я был поэтом и воспевал и Двор, и Сточные Канавы, это известно всем. И до сих пор жил бы при дворе, когда бы Доктор Ди не возжелал продемонстрировать мне былое величие Греции. Должен признать, это у него получилось скверно.

- Так вы даже не знаете, каким образом попали сюда?

- Весьма смутно, сударь. Ага! Так я вас вспомнил. - Он щелкнул костлявыми пальцами. - Был такой сюжет!..

Эльрика это не слишком заинтересовало.

- Я направляюсь вон в то селение. Если желаете, поедемте со мной, я почту за честь уступить вам сменную лошадь. Если же у вас нет денег, буду рад предложить ужин и ночлег.

- Весьма признателен вам, сударь. Благодарю. - И поэт поспешил вскарабкаться на коня, пристраиваясь среди пожитков Эльрика. - Я так боялся, что пойдет дождь, ибо последнее время я что-то склонен к простуде…

Узкая извилистая дорога вела с холмов к воротам Туму-Каг-СанапетаНерушимого-Храма. Высоким, но удивительно звучным, словно птичья трель, голосом Уэлдрейк принялся декламировать стихи, как видно, собственного сочинения:

- Яростью сердце объято его. Меч он сжимает в руке. Но гордость удержит Проклятый Клинок, не даст совершиться Судьбе. Так борются в сердце Ночь и Рассвет… И все ж он убийцей пребудет вовек. Там еще много чего говорится, сударь. Он думает, будто победил себя самого и свой меч. Он кричит: «Взгляните, Владыки! Смертной воле подчинил я свой адский клинок, он больше не послужит Хаосу! Истинная цель восторжествует, и Справедливость воцарится в Гармонии с Любовью в этом самом совершенном из миров». На этом заканчивалась моя драма, сударь. Скажите, это похоже на вашу историю? Хотя бы самую малость?