Кристофер Паолини - Эрагон. Наследие

А потом солдаты и вовсе бросили его и разбежались. Роран, немного придя в себя, увидел какую-то темноволосую женщину, волчком вертевшуюся в гуще вражеских воинов и вращавшую мечом с легкостью опытного воина. За несколько секунд ей удалось положить пятерых, хотя один из них все же успел нанести ей неглубокий порез на левом бедре.

Завершив эту яростную схватку, темноволосая женщина протянула Рорану руку, помогая ему встать, и сказала:

– Приветствую тебя, Молотобоец.

И он увидел, что ее запястье – там, где его не прикрывали изрядно потрепанные наручные доспехи, – покрыто жуткими шрамами, словно было сожжено или иссечено до кости. За спиной у женщины стояли бледнолицая девочка-подросток в доспехах, явно собранных по частям и не слишком ей подходящих, и мальчик, годом или двумя младше.

– Ты кто? – спросил Роран. Лицо у женщины было впечатляющим: широкое, с крепкими скулами, с бронзовой, исхлестанной ветрами кожей – лицо человека, который большую часть жизни провел под открытым небом.

– Так, случайная прохожая, – сказала она. Потом наклонилась, подняла одно из копий и сунула его Рорану.

– Спасибо тебе!

Она молча кивнула и вместе со своими юными спутниками рысцой побежала к центру города и исчезла между домами.

Роран, потрясенный этой встречей и своим неожиданным спасением, некоторое время смотрел им вслед, потом встряхнулся и поспешил к своим.

Воины его полка приветствовали его изумленными криками и сразу несколько воодушевились. Когда Роран вместе с ними снова ринулся в атаку, кто-то из жителей Карвахолла сказал ему, что тот же камень, что так сильно его задел, убил Дельвина на месте. Это печальное известие пробудило в душе Рорана еще большую ярость и ненависть к врагу, и он с удвоенной свирепостью стал крушить воинов Гальбаторикса, стремясь как можно скорее завершить эту битву и добиться победы.

Эрагон, подавляя страх, решительно двинулся вместе с Арьей, Эльвой и Сапфирой к тому возвышению, на котором стоял трон. Гальбаторикс смотрел на них, по-прежнему расслабленно раскинувшись и опираясь руками о подлокотники.

Шли они достаточно долго, и у Эрагона хватило времени кое-что обдумать, однако большую часть возникших у него идей он тут же и отмел как неосуществимые. Он прекрасно понимал: одной силы недостаточно, чтобы победить Гальбаторикса, нужна еще и хитрость, а вот хитрости-то в нем, Эрагоне, как раз и было недостаточно. Впрочем, выбора у него не было – теперь оставалось только сразиться со своим главным противником.

С обеих сторон ярко освещенный беспламенными светильниками, проход к тронному возвышению был достаточно широк, чтобы они все четверо смогли по нему пройти бок о бок. И Эрагон был этому очень рад: ему всегда становилось легче, если Сапфира оказывалась рядом.

Тем временем он продолжал изучать обстановку. Странный это был зал – во всяком случае, для приема гостей столь великим правителем он был, по мнению Эрагона, чересчур мрачен. Помимо ярко освещенного прохода к трону, большая его часть скрывалась во мраке, местами непроницаемом; этот зал был даже мрачнее подземных залов Тронжхайма и Фартхен Дура; в воздухе чувствовался сухой мускусный запах, который показался Эрагону знакомым, однако он никак не мог понять, чей это запах.

«А где же Шрюкн?» – спросил он у Сапфиры. Она фыркнула:

«Я чую его запах, но не слышу его».

Эльва нахмурилась и прошептала:

– Я тоже его не чувствую.

Им оставалось шагов десять – пятнадцать, когда висевшие за троном тяжелые черные занавеси, сделанные из какого-то бархатистого материала, вдруг взметнулись до самого потолка. Эрагон и его товарищи тут же остановились и замерли на месте.

Тень упала на лицо Гальбаторикса, но он наклонился вперед, и Эрагону удалось наконец его рассмотреть. У правителя Империи было продолговатое, худощавое лицо, гладко выбритое, с густыми бровями и острым, как клинок, носом. Глаза у него были жесткие, как камни, а радужки такие большие, что белков почти не было видно. Губы тонкие, рот довольно большой с чуть опущенными книзу уголками; аккуратно подстриженная бородка и усы его были черны, как уголь. Одет он был тоже во все черное. Возраст его было трудно определить, но выглядел он лет на сорок – как человек в самом расцвете сил, но уже начинающий чувствовать груз прожитых лет. Его лоб пересекали довольно глубокие морщины, и по обе стороны от носа вниз тоже спускались морщины; кожа была очень загорелая, но какая-то странно истонченная, увядшая, словно он всю зиму питался только кроличьим мясом и вареным турнепсом. Плечи у Гальбаторикса были широкие, талия стройная, подтянутая, и вообще сложен он был хорошо.

Его голову украшала корона из красноватого золота, усеянная самоцветами. Корона, похоже, была старинной – куда старше, чем этот зал, и Эрагон подумал: уж не королю ли Паланкару когда-то принадлежала эта корона?

На коленях у Гальбаторикса лежал меч. Совершенно очевидно, это был меч Всадника. Но Эрагону никогда прежде не доводилось видеть таких мечей: его лезвие, рукоять и гарда были белоснежными, а драгоценный бриллиант, вделанный в рукоять, был совершенно прозрачен и чист, как горный ручей. И потом, было в этом мече нечто такое, что вызывало в душе Эрагона смутное беспокойство. Его цвет – точнее, отсутствие цвета – напоминал выбеленные солнцем мертвые кости. Это был цвет смерти, не жизни.

Он казался куда более опасным, чем любой темный оттенок, пусть даже совсем черный.

Гальбаторикс на каждого по очереди пристально глянул своими острыми, но как-то странно застывшими глазами и сказал:

– Итак, вы явились, чтобы меня убить. Ну что ж, тогда начнем? – Он поднял с колен свой меч и широко раскинул руки, словно приветствуя дорогих гостей.

Эрагон прочнее уперся ногами в пол и поднял свой меч и щит. Радушное приглашение Гальбаторикса встревожило его: «Да он же с нами играет!»

По-прежнему не отпуская конец копья Даутхдаэрт, Эльва шагнула вперед и стала что-то говорить, обращаясь к Гальбаториксу, однако из уст ее не вырвалось ни звука, и она испуганно оглянулась на Эрагона.

Эрагон попробовал ее успокоить, связавшись с нею мысленно, но отчего-то не почувствовал ни одной ее мысли; казалось, Эльва куда-то из этой комнаты исчезла.

Гальбаторикс рассмеялся, снова положил меч на колени и с явным удовлетворением откинулся на спинку трона.

– Неужели ты, детка, думала, что я не знаю о твоих способностях? Неужели ты надеялась с помощью своей жалкой уловки сделать меня беспомощным? О, я не сомневаюсь: твои слова могли бы навредить мне, но только в том случае, если бы я их услышал. – Его бескровные губы изогнулись в жестокой усмешке. – Какая глупость! Значит, это и есть твой план, Эрагон? Девочка, которая и рта открыть не сможет, пока я ей этого не позволю? Копье, которому место скорее на стене, чем в бою? Коллекция Элдунари, выживших из ума от старости? Ц-ц-ц! А о тебе, Арья, я был о тебе более высокого мнения. Как и о тебе, Глаэдр. Впрочем, чувства, видно, помутили твой разум с тех пор, как Муртаг по моему приказу уничтожил Оромиса.