Кристофер Паолини - Эрагон. Наследие

Все это и еще очень многое Эрагон прекрасно слышал, но делал вид, что не слышит ничего, и продолжал спокойно сидеть, понимая, что односельчане почувствуют себя не в своей тарелке, если поймут, каким острым теперь стал его слух.

Бочонок под Рораном заскрипел, когда он наклонился к Эрагону.

– Тебе не кажется, что нам стоило бы…

– Нет, – сказал Олбрих.

Эрагон плотнее завернулся в плащ. Холод уже пробирал его до костей. Но уходить он и не собирался – во всяком случае пока не закончатся мучения Илейн.

– Смотри! – вдруг воскликнул Роран.

Олбрих и Балдор тут же одновременно вздернули вверх головы.

На той стороне дороги из палатки показалась Катрина с грудой окровавленных тряпок. И прежде чем вновь успел опуститься полог палатки, Эрагон мельком увидел Хорста и какую-то женщину из Карвахолла – он не сумел разглядеть, кто это, – стоявших в изножии кровати, на которой лежала Илейн.

Искоса глянув на ожидающих в сторонке мужчин, Катрина чуть ли не бегом устремилась к костру, где Нолла и Изольда, жена Фиска, кипятили уже использованные и выстиранные тряпки.

Бочонок Рорана еще два раза скрипнул, и Эрагон почти уже не сомневался, что сейчас его брат вскочит и бросится следом за Катриной, но Роран остался сидеть рядом с Олбрихом и Балдором. Они, как и все остальные, следили за каждым движением Катрины, почти не мигая.

Эрагон поморщился, когда очередной вопль Илейн разорвал вечернюю тишину, столько боли было в этом крике.

Затем полог палатки вновь приподнялся, и оттуда вихрем вылетела растрепанная Арья с обнаженными руками. Волосы, как крылья, летели за нею, когда она подбежала к троим эльфам из числа стражей Эрагона, стоявшим в тени за ближайшей палаткой. Несколько мгновений она что-то настойчиво втолковывала одному из них – точнее, одной, ибо это была эльфийка с тонким лицом по имени Инвидия, – а потом поспешила обратно в палатку, но Эрагон успел перехватить ее.

– Как там дела? – спросил он взволнованно.

– Плохо, – честно ответила Арья.

– Но почему это продолжается так долго? Ты не могла бы как-то помочь ей?

Лицо Арьи, и без того чрезвычайно напряженное, стало прямо-таки свирепым.

– Могла бы. Я могла бы сделать это еще в первые полчаса, но Гертруда и другие женщины грудью заслоняют роженицу от меня, не позволяя применить даже самые простейшие заклинания.

– Но это же глупо! Почему?

– Потому что магия их пугает. И я их пугаю.

– Так скажи им, что не желаешь ей ничего плохого. Скажи им это на древнем языке – они просто вынуждены будут тебе поверить.

Арья покачала головой:

– Так будет только хуже. Они подумают, что я пытаюсь применить магию помимо их воли, и вовсе меня оттуда отошлют.

– Но Катрина, конечно же…

– Только благодаря ей я и смогла кое-чем воспользоваться.

Илейн снова пронзительно закричала.

– Неужели они не позволяют тебе хотя бы немного облегчить ее страдания?

– Не больше, чем я уже сделала.

Эрагон, прорычав сквозь стиснутые зубы:

– Неужели это правда? Ну, я им покажу! – попытался было прорваться в палатку, но чья-то рука крепко схватила его за левое плечо.

Озадаченный, он оглянулся и вопросительно посмотрел на Арью, но она, качая головой, сказала:

– Нет. Не надо вмешиваться. Это их обычаи, и они, по-моему, древнее, чем само время. Не лезь туда, иначе рассердишь и смутишь Гертруду, а большую часть женщин и вовсе против себя настроишь.

– Да плевать мне на них!

– Я знаю, но поверь, сейчас самое мудрое – это просто ждать вместе со всеми остальными. – И, словно подчеркивая смысл сказанного, она отпустила его плечо.

– Но я не могу просто так ждать, если Илейн так мучается!

– Послушай меня. Будет лучше, если ты останешься здесь. А я постараюсь непременно как-нибудь помочь Илейн, обещаю тебе. Но сам туда не входи. Ты вызовешь только возмущение и гнев, а там ни то ни другое совершенно не требуется… Пожалуйста, Эрагон!

Эрагон колебался. Потом, всхрапнув от возмущения, резко воздел к небесам руки, потому что Илейн снова страшно закричала.

– Ладно, я тебя послушаюсь, – сказал он, придвинувшись к Арье почти вплотную, – но что бы там ни случилось, не дай ей или ребенку умереть. Прошу тебя! Мне все равно, что ты для этого сделаешь, только не дай им умереть!

Арья серьезно и внимательно на него посмотрела.

– Я никогда не позволю, чтобы с ребенком случилась беда, – сказала она и исчезла в палатке.

Эрагон вернулся к Рорану, Олбриху и Балдору и снова плюхнулся на свой бочонок.

– Ну? – спросил Роран.

Эрагон пожал плечами:

– Арья сказала, что они делают все, что в их силах. Нам просто нужно набраться терпения… Вот, собственно, и все.

– Похоже, она сказала намного больше, – заметил Балдор.

– Все равно смысл тот же.

На небе сменились краски заката, став оранжево-алыми, словно близился конец света. Немногочисленные рваные облачка, что еще оставались на западном краю неба после пролетевшей накануне бури, приобрели те же кровавые оттенки. Стаи ласточек летали над головой – ужинали, охотясь на ночных бабочек, мух и прочих насекомых, сновавших в воздухе.

Через некоторое время крики Илейн стали тише; теперь из ее груди все чаще вырывались лишь тихие, надломленные стоны, от которых у Эрагона по спине ползли мурашки. Более всего на свете ему хотелось избавить ее от мучений, но он не мог пренебречь просьбой Арьи и продолжал торчать на своем бочонке, безжалостно грызя и без того истерзанные ногти да время от времени обмениваясь короткими мыслями с Сапфирой.

Когда солнце коснулось края земли и как бы растеклось вдоль линии горизонта, точно огромный желток на сковороде, среди припозднившихся ласточек стали появляться и летучие мыши, легко и быстро шнырявшие в воздухе на широких кожистых крыльях; их пронзительные, почти недоступные восприятию обычных людей визги казались Эрагону болезненно невыносимыми.

И тут Илейн закричала так, что заглушила все прочие звуки. Господи, подумал Эрагон, хорошо бы никогда в жизни больше не слышать таких криков.

Но после этого неожиданно наступила мертвящая тишина.

И через минуту в этой тишине послышался громкий, дрожащий плач новорожденного. Он прозвучал, точно пение старинных фанфар, возвещая прибытие в этот мир нового человека. Олбрих и Балдор сразу заулыбались, как, впрочем, и Эрагон с Рораном, а кое-кто из мужчин, не сдержавшись, даже громко заорал от радости.

Но ликовали они недолго. Едва затих последний радостный вопль, как из палатки донесся жалобный плач женщин, пронзительный, рвущий сердце, и Эрагон прямо-таки похолодел от ужаса. Он знал, что означает этот женский плач: случилось самое страшное, что только может случиться…

– Нет! – громко воскликнул Эрагон и даже подскочил на своем бочонке: «Она не может быть мертва! Не может!.. Арья обещала…»