Кристофер Паолини - Эрагон. Наследие

Арья настояла на том, чтобы был устроен еще один пир в честь этого события. И хоть Эрагон чувствовал себя чрезвычайно усталым, он все же от души веселился и был счастлив составить компанию Арье, Рорану, Катрине и маленькой Измире. Однако посреди пира вся эта еда, музыка, веселье вдруг показались ему чрезмерными, и он, извинившись, вышел из-за стола.

«Как ты себя чувствуешь? – спросила Сапфира, устроившаяся вместе с Фирненом в дальнем конце стола. – Ты здоров?»

Он улыбнулся ей:

«Мне просто нужно немного побыть в тишине. Я скоро вернусь».

И он, скользнув прочь, медленно пошел среди величавых сосен, всей грудью вдыхая холодный ночной воздух.

В сотне шагов от того места, где стояли праздничные столы, Эрагон увидел худого эльфа с приподнятыми плечами, который сидел, опершись спиной о массивный древесный корень и отвернувшись от пирующих. Эрагон свернул в сторону, чтобы не беспокоить эльфа, однако, случайно взглянув ему в лицо, узнал его.

Это был совсем и не эльф, это был бывший мясник Слоан.

От неожиданности Эрагон остановился с ним рядом. Он совсем позабыл, что Слоан – отец Катрины – находится в Эллесмере. Мгновение поколебавшись и споря с самим собой, он все же тихими шагами приблизился к нему.

Как и в последний раз, когда Эрагон его видел, Слоан носил тонкую черную повязку, скрывавшую его пустые глазницы. Из-под повязки текли слезы, лоб был нахмурен, а худые руки мучительно стиснуты.

Услышав шаги Эрагона, Слоан повернул в его сторону голову и спросил:

– Кто здесь? Это ты, Адарё? Я же говорил тебе, что помощь мне не нужна! – В голосе его звучали горечь, гнев боль и печаль, чего Эрагон никак не ожидал.

– Это я, Эрагон, – сказал он.

Слоан вздрогнул, словно до него дотронулись каленым железом, и замер.

– Ты! Что, явился полюбоваться на мое жалкое положение?

– Нет, конечно, – спокойно ответил Эрагон, оскорбленный подобным предположением. Он присел на корточки в нескольких футах от Слоана.

– Ты уж прости, если я тебе не поверю. Порой трудно понять, чего ты на самом деле хочешь – помочь человеку или причинить ему боль.

– Это зависит от твоей точки зрения.

Слоан презрительно искривил верхнюю губу.

– Надо же, ответ настоящего эльфа – осторожный да хитрый, как ласка!

У Эрагона за спиной эльфы затянули новую песню под аккомпанемент лютни и свирели. Потом до Эрагона и Слоана донесся бурный взрыв смеха.

Мясник мотнул подбородком в ту сторону.

– А ведь я ее слышу! – И снова слезы потекли из-под его черной повязки. – Могу услышать, да увидеть не могу! А все твои чары проклятые! Это они не дают мне поговорить с нею!

Эрагон молчал, не зная толком, что ему ответить.

Слоан откинулся, прислонившись затылком к сосновому корню; на горле у него запрыгал кадык.

– Эльфы говорили, девочка у нее родилась. Измира. Сильная, здоровая.

– Да, это правда. Я других таких детей не знаю – крепенькая такая и кричит громче всех. Красивая девочка.

– Это хорошо.

– Как ты прожил все это время? По-прежнему резьбой занимался?

– Значит, эльфы докладывают тебе о моих занятиях? – Пока Эрагон решал, как лучше ответить – а ему вовсе не хотелось, чтобы Слоан знал, что он однажды навещал его здесь, – мясник снова заговорил: – Я ведь догадывался… Как я, по-твоему, могу время проводить? Я все время во тьме – со времен Хелгринда, так что ничего не делаю, только баклуши бью. Зато эльфы эти все вокруг меня суетятся, ни минуты покоя не дают!

Среди пирующих снова раздался смех, и в шуме голосов Эрагон отчетливо различил голос Катрины.

Слоан свирепо сдвинул брови.

– Зачем ты и ее-то сюда, в Эллесмеру притащил? Мало тебе было меня сюда сослать? Нет, тебе надо обязательно меня помучить! Чтоб я знал, что и дочка моя, и внучка тоже здесь, но увидеть их я никогда не смогу! И тем более – поговорить с ними. – Слоан оскалился. Вид у него был такой, словно он сейчас бросится на Эрагона. – Ах ты, бессердечный ублюдок!

– Да нет, сердце у меня как раз есть и даже не одно, – сказал Эрагон, зная, что мясник все равно его не поймет. Слоан злобно хмыкнул.

Эрагон не знал, что лучше – то ли пусть мясник верит, что он действительно хотел причинить ему боль, то ли признаться, что он просто забыл о его существовании, потому и привез сюда Катрину с Рораном. Слоан отвернулся. По щекам у него текли слезы.

– Уходи, – сказал он. – Оставь меня. Не тревожь понапрасну. И больше не появляйся рядом со мной, или, клянусь, один из нас умрет!

Эрагон поковырял носком сапога иглы, устилавшие землю толстым слоем, и снова посмотрел на Слоана. Ему не хотелось уходить. Он понимал, что поступил жестоко, неправильно, и с каждой секундой все сильней ощущал свою вину перед этим несчастным человеком. В конце концов он принял решение – и сразу как-то успокоился.

Еле слышным шепотом он произнес имя имен и изменил заклятие, некогда наложенное на Слоана. Это заняло некоторое время, и под конец Слоан, не выдержав, прорычал сквозь стиснутые зубы.

– Да прекратишь ли ты, наконец, бормотать какую-то чушь?! Убирайся отсюда! Оставь меня, черт тебя побери!

Эрагон, однако, не ушел, а начал произносить новое заклинание, черпая силы и знания из копилки Элдунари. Он даже не сказал – пропел, как это делают эльфы, восстанавливающее заклятие, дающее новую жизнь чему-то старому. Это было нелегко, однако умение Эрагона в последнее время значительно возросло, и он вполне сумел справиться с поставленной целью.

Пока Эрагон выпевал слова заклинания, Слоан дергался, как припадочный, а потом принялся сыпать ругательствами и скрести обеими руками щеки и лоб, словно на него напала чесотка.

– Да будь ты проклят! Что ты со мной такое делаешь?

Закончив, Эрагон присел на корточки и осторожно снял с глаз Слоана черную повязку. Тот зашипел, почувствовав это, и попытался схватить Эрагона за руки, но не успел, и пальцы его успели стиснуть лишь пустой воздух.

– Что, еще и достоинства хочешь меня лишить? – с ненавистью спросил мясник.

– Нет, – сказал Эрагон. – Я как раз хочу вернуть тебе былое достоинство. Открой глаза.

Мясник испугался:

– Нет! Я же не могу… Ты пытаешься меня обмануть!

– Когда это я тебя обманывал? Открой глаза, Слоан, и посмотри на свою дочь и внучку.

Слоан весь задрожал, а потом очень медленно приподнял веки, и вместо пустых глазниц на Эрагона посмотрели его сияющие глаза. Но они не были похожи на те, с какими родился Слоан. Его новые глаза были голубыми, как полуденное небо, и поразительно сверкали.

Слоан моргнул, зрачки его сузились, привыкая к неяркому свету, царившему в эльфийском лесу. Затем он резко вскочил, дернулся, наклонился и стал вглядываться в лица пирующих на поляне. Сияние беспламенных светильников придавало его лицу теплый оттенок. Казалось, душа его переполнена радостью и стремлением жить. С ним вообще произошли такие невероятные перемены, что на это трудно было смотреть, и Эрагон почувствовал, как у него наворачиваются слезы.