Анджей Сапковский - Ведьмак. Владычица Озера

– Верно ли я слышу? – протяжно спросил Шилярд Фиц-Эстерлен, миной и тоном выказывая недоверие. – Не обманывает ли меня слух?

Беренгар Леуваарден, императорский посланник по особым поручениям, не потрудился ответить. Раскинувшись в кресле и покручивая фужер, он продолжал наслаждаться переливами вина.

Шилярд нахохлился, а затем натянул на лицо маску презрения и превосходства, говорящую: «Либо ты лжешь, сучий хвост, либо хочешь меня купить, испытать. В обоих случаях я тебя раскусил».

– Стало быть, мне следует понимать, – сказал он, задрав нос, – что после далекоидущих уступок по пограничным вопросам, относительно военнопленных и возврата добычи, а также касательно офицеров бригады «Врихедд» и команд скоя’таэлей император приказывает мне пойти на согласие и одобрить невероятные претензии нордлингов в смысле репатриации поселенцев?

– Вы прекрасно поняли, барон, – ответил Беренгар Леуваарден, характерно затягивая слоги. – Я искренне восхищен живостью вашего ума.

– Клянусь Великим Солнцем, господин Леуваарден, задумываетесь ли вы там, в столице, над последствиями ваших решений? Нордлинги уже сейчас шепчут, что наша Империя – лишь колосс на глиняных ногах! Уже сейчас они вопят, что победили, побили, изгнали! Да понимает ли император, что пойти на дальнейшие уступки означает принять их наглые, явно завышенные и чуть ли не ультимативные требования?! Понимает ли император, что они воспримут это как проявление слабости, последствия чего в дальнейшем могут быть плачевными? Наконец, понимает ли император, какая судьба ждет тысячи наших поселенцев в Бругге и Лирии?

Беренгар Леуваарден перестал покачивать фужер и впился в Шилярда черными как угольки глазами.

– Я передал вам, господин барон, императорский приказ, – процедил он. – Когда вы, господин барон, выполните его и вернетесь в Нильфгаард, вы сможете лично спросить императора, почему он столь неразумен. Сможете высказать императору свое возмущение. Накричать на него. Обругать. Почему бы и нет? Но лично. Не используя в качестве посредника меня.

«Так-так, – подумал Шилярд. – Теперь понятно. Передо мной сидит новый Стефан Скеллен. И вести себя с ним надо так же, как со Скелленом. Но ведь ясно же, что он прибыл сюда не просто так. Приказ мог привезти обычный курьер».

– Ну что ж, – начал он на первый взгляд свободно и даже доверительно. – Горе побежденным! Но императорский приказ ясен и конкретен, а значит, и выполнен он будет точно так же. Кроме того, я постараюсь, чтобы все выглядело как результат переговоров, а не как полная капитуляция. В таких вещах я разбираюсь. Я дипломат уже тридцать лет. И в четвертом поколении. Моя семья – одна из знатнейших, богатейших… и наиболее влиятельных…

– Знаю-знаю, а как же, – слегка усмехнувшись, прервал Леуваарден. – Потому-то здесь и я.

Шилярд поклонился. И терпеливо ждал.

– Сложности во взаимопонимании, – начал посланник, покачивая фужер, – возникли потому, что вы, дорогой барон, изволили считать, будто победа и завоевание основываются на бессмысленном геноциде. На том, чтобы где-то там в пропитавшуюся кровью землю вбить древко знамени, объявив при этом: «До сих границ – мое. Я это завоевал!» Таковое мнение, увы, довольно широко распространено. Для меня же, как и для людей, меня уполномочивших, победа и завоевание основываются на диаметрально противоположном. Победа должна выглядеть так: побежденных следует заставить покупать блага, производимые победителями, более того, они должны делать это с желанием, ибо продукты, изготовляемые победителями, лучше качеством и дешевле. Валюта победителей крепче, чем валюта побежденных, и побежденные доверяют ей значительно больше, нежели собственной. Вы понимаете меня, господин барон Фиц-Эстерлен? Теперь вы начинаете понемногу отличать победителей от побежденных? Понимаете ли вы, кому действительно горе?

Представитель императора на переговорах наклоном головы подтвердил, что да, он понимает.

– Но чтобы победу закрепить и узаконить, – продолжил Леуваарден, растягивая слоги минуту спустя, – надобно заключить мир. Быстро и любой ценой. Не какое-то там перемирие или временная приостановка военных действий, а мир! Творческий компромисс, согласие, кое созидает и не вводит хозяйственных блокад, таможенных ограничений и протекционизма в торговле.

Шилярд и на этот раз кивком подтвердил, что да, он понимает, о чем идет речь.

– Мы неспроста подорвали их сельское хозяйство и промышленность, – продолжал спокойным, тягучим и бесцветным голосом Леуваарден. – Мы сделали это для того, чтобы из-за нехватки собственных товаров они вынуждены были покупать наши. Но через враждебные и закрытые границы наши купцы и наши товары не пройдут. И что тогда? Я скажу вам, дорогой барон. Возникнет кризис перепроизводства, поскольку наши мануфактуры работают на полном ходу, рассчитывая на экспорт. Крупные потери понесут совместные компании морской торговли, в которые вошли Новиград и Ковир. В этих компаниях, дорогой барон, вашей влиятельной семье принадлежит немалая доля. А семья, как вы, вероятно, знаете, есть основная ячейка общества. Знаете ли вы это, дорогой барон?

– Знаю. – Шилярд Фиц-Эстерлен понизил голос, хоть комната была абсолютно звуконепроницаема и подслушать ведущиеся в ней разговоры было невозможно. – Понимаю. Да, конечно, понимаю. Однако хотелось бы иметь уверенность в том, что я выполняю приказ императора… А не какой-то… корпорации… Совместной компании…

– Императоры приходят и уходят, – процедил Леуваарден, – а корпорации и совместные компании остаются. И выживают. Но это трюизм. Я понимаю ваши опасения, барон. Можете не сомневаться – вы исполняете приказ, отданный императором и имеющий целью благополучие и интересы Империи. Отданный, не возражаю, в результате советов, данных императору некой корпорацией.

Посланник по специальным поручениям расстегнул ворот кафтана и рубашки и продемонстрировал золотой медальон с изображением вписанной в треугольник звезды, охваченной языками пламени.

– Прекрасная вещица. – Шилярд с легким поклоном улыбнулся, подтверждая, что да, понял. – Весьма ценная… И элитная… Можно ли где-нибудь приобрести нечто подобное?

– Нет, – с упором ответил Беренгар Леуваарден. – Приобрести нельзя. Надо заслужить.

– Если милостивая государыня и милостивые государи позволят, – голос Шилярда Фиц-Эстерлена окрасился специфическим, уже знакомым участникам переговоров звучанием, свидетельствующим о том, что сейчас будет сказано нечто невероятно значительное, – если государыня и государи не возражают, я зачитаю присланную мне aide memoire [78]его величества Эмгыра вар Эмрейса, по милости Великого Солнца императора Нильфгаарда…