Анджей Сапковский - Ведьмак. Владычица Озера

Палач отвернулся и занес топор.

– Отодвиньтесь, милостивый государь, – сказал он зловеще глухим голосом. – Не нойте над оружием. Вы же знаете, где головы рубят, там уши летят.

Чиновник быстро попятился, чуть было не свалившись с эшафота.

– Так хорошо? – Лютик опустился на колени и вытянул шею на пне. – Мэтр! Эй, мэтр!

– Ну. Чего?

– Вы ведь пошутили, правда? За один прием отрубите-то? За один замах? А?

Палач сверкнул глазами.

– Неожиданность, – буркнул он зловеще.

Толпа вдруг заволновалась, уступая дорогу ворвавшемуся на площадь наезднику на взмыленном коне.

– Стоять! – крикнул наездник, размахивая огромным, обвешанным красными печатями свитком пергамента. – Задержать казнь! Я везу помилование осужденному!

– Снова? – проворчал палач, опуская уже занесенный топор. – Снова помилование! Это становится скучным.

– Помилование! Помилование! – зарычала толпа. Бабы в первом ряду принялись голосить еще громче. Многие, в основном малолетки, свистели и недовольно выли.

– Успокойтесь, уважаемые господа и горожане! – крикнул траурный, разворачивая пергамент. – Вот воля ее милости Анны-Генриетты! В своей неизбывной доброте и в ознаменование заключенного мира, коий, как сообщается, был подписан в городе Цинтра, ее милость прощает виконту Юлиану Альфреду Панкрацу де Леттенхофу, он же Лютик, его провинности и освобождает его от казни…

– Милая Ласочка, – сказал Лютик, широко улыбаясь.

– …одновременно приказывая вышеупомянутому виконту Юлиану Панкрацу et cetera незамедлительно покинуть столицу и пределы княжества Туссент и никогда сюда не возвращаться, поскольку он немил ее милости и смотреть на него ее милость не может! Вы свободны, виконт.

– А мое имущество? – крикнул Лютик. – А? Мое добро, мои рощи, дубравы и замки можете оставить себе, но отдайте, чума на ваши головы, лютню, лошадь Пегаса, сто сорок талеров и восемьдесят геллеров, плащ, подбитый енотами, перстень…

– Заткнись! – крикнул Геральт, расталкивая лошадью обманутую и неохотно расступающуюся толпу. – Заткнись, слезай и иди сюда, болван! Цири, тарань ему дорогу! Лютик! Ты слышишь, что я тебе говорю?

– Геральт? Ты?

– Не спрашивай, а слезай поскорее! Ко мне! Прыгай на лошадь!

Они продрались сквозь толчею, галопом помчались по узкой улочке. Цири впереди, за ней Геральт и Лютик на Плотве.

– К чему такая спешка? – проговорил бард из-за спины ведьмака. – Никто нам не угрожает. Никто не гонится.

– Пока что. Твоя княгиня обожает менять свое отношение и как бы попутно отменять то, что решила раньше. Согласись, ты знал о помиловании?

– Не знал, – проворчал Лютик. – Но, признаюсь, рассчитывал на него. Ласочка любвеобильна, и у нее доброе сердечко.

– Заткнись ты со своей Ласочкой, черт побери. Ты только что чудом выкрутился от обвинения в оскорблении величества, а теперь хочешь подпасть под статью «рецидив»?

Трубадур замолчал. Цири остановила Кэльпи, подождала их. Когда поравнялись, она взглянула на Лютика и вытерла слезы.

– Эх ты… – сказала она. – Ты… Панкрац…

– В путь, – поторопил ведьмак. – Покинем этот город и пределы прелестного княжества. Пока еще можем.

Почти на самой границе Туссента, в том месте, откуда уже была видна гора Горгона, их догнал княжеский гонец. Он тянул за собой оседланного Пегаса, вез лютню, плащ и перстень Лютика. Вопрос о ста сорока талерах и восьмидесяти геллерах он пропустил мимо ушей. Просьбу барда передать княгине поцелуи выслушал не моргнув глазом.

Они поехали вверх по течению Сансретур, теперь уже малюсенькой и юркой струйки. Обошли стороной Бельхавен.

На ночлег остановились в долине Нэви. В том месте, которое помнили и ведьмак, и бард.

Лютик держался долго и вопросов не задавал.

Но в конце концов пришлось рассказать ему обо всем.

И присоединиться к его молчанию. К отвратительной, гноящейся как язва тишине, наступившей после рассказа.

В полдень следующего дня они были на стоках, под Ридбруном. Вокруг стоял мир, лад и порядок. Люди были доверчивы и работящи. Чувствовалась безопасность.

Повсюду стояли тяжелые от висельников шибеницы.

Они обошли стороной город, направляясь к Доль Ангре.

– Лютик! – Только теперь Геральт заметил то, что должен был заметить уже давно. – А твоя бесценная туба? Твои полвека поэзии? У гонца их не было. Они остались в Туссенте?

– Остались, – равнодушно поддакнул бард. – В гардеробе Ласочки, под кучей платьев, трусов и корсетов. И пусть себе там остаются на веки веков. Аминь.

– Объясни.

– А чего тут объяснять? В Туссенте у меня было достаточно времени, чтобы внимательно прочесть все, что я написал.

– И что?

– Напишу еще раз. Заново.

– Понимаю, – кивнул Геральт. – Короче говоря, ты оказался таким же никудышным писателем, как и фаворитом. А говоря обиднее: к чему бы ты ни прикоснулся, испоганишь. Но если свои «Полвека» ты еще имеешь возможность исправить, то с княгиней Анарьеттой у тебя такие же шансы вновь стать возлюбленным, как у дерьма снова сделаться хлебом. К примеру. Тьфу! Любовник, которого с позором изгнали. Да-да, нечего гримасничать. Быть князем-консортом в Туссенте не тебе писано, Лютик.

– Еще посмотрим.

– На меня не рассчитывай. Я на это смотреть не намерен.

– А никто тебя и не просит. Однако скажу, что у Ласочки доброе и всепрощающее сердечко. Правда, ее малость занесло, когда она прихватила меня с юной баронессочкой Никой… Но теперь уже наверняка охолонула. Поняла, что мужчина не создан для моногамии. Простила меня и наверняка ждет…

– Ты безнадежно глуп, – отметил Геральт, а Цири энергичным кивком подтвердила, что думает точно так же.

– Не стану я с вами спорить, – надулся Лютик. – Тем более что дело это интимное. Повторяю еще раз: Ласочка меня простит. Напишу соответствующую балладу либо сонет, перешлю ей, а она…

– Смилостивься, Лютик.

– А и верно, чего с вами болтать. Поехали дальше! Гони, Пегас! Мчись, летун быстроногий!

Они ехали. Стоял май.

– Из-за тебя, – укоризненно сказал ведьмак, – из-за тебя, любовник отлученный, мне тоже пришлось бежать из Туссента, словно какому-то изгнаннику или преследуемому. Я даже не успел увидеться с…

– С Фрингильей Виго? И не увиделся бы. Она вскоре после вашего отъезда, еще в январе, отбыла в неизвестном направлении. Попросту исчезла.

– Не ее я имел в виду, – кашлянул Геральт, видя, как Цири с интересом прислушивается. – Я хотел встретиться с Рейнартом. Познакомить его с Цири…

Лютик уставился в гриву Пегаса.

– Рейнарт де Буа-Фресне, – пробормотал он, – где-то в конце февраля погиб в стычке с партизанами на перевале Сервантеса, в районе сторожевой башни Ведетта. Анарьетта посмертно почтила его орденом…