Анджей Сапковский - Ведьмак. Владычица Озера

Насупротив, в миле почитай али двух, на поле голом, за лесом, построил нильфгаардское войско фельдмаршал Мэнно Коегоорн. Стоял там народ железный, аки стена черная, полк при полку, рота при роте, эскадрон при эскадроне, покуда хватал глаз конца им не было. А по лесу хоругев [51] и пик вообразить себе можно было, что не токмо широкий, но и зело глубокий строй там устроен. Потому как было того войска сорок и шесть тысячей, о чем в то время мало кто ведал, и хорошо, потому как иначе у многих наших при видимости той нильфгаардской мощи сердце и защемило.

А даже и у наихрабрейших воинов сердца забились под латами, аки молоты кузнечные, ибо явно стало, что сечь, да к тому ж кровавая теперь тут почнется, и мало кому из тех, что в строях стоят, заход солнца дадено узреть будет.

Ярре, поддерживая сползающие с носа очки, еще раз прочитал написанное, вздохнул, потер лысину, затем взял губку, немного сжал ее и стер последнюю фразу.

Ветер шумел в листьях липы, звенели пчелы. Дети, как все дети мира, пытались перекричать друг дружку.

По ноге старика ударил летящий по траве мяч. Прежде чем он, неуклюжий и неловкий, успел наклониться, кто-то из его внучат пронесся, словно маленький волчонок, и, не останавливаясь, схватил мяч. Стол покачнулся. Ярре правой рукой удержал чернильницу, культей левой придержал листки бумаги.

Звенели тяжелые от золотых шариков акациевой пыльцы пчелы.

Ярре продолжил свой труд.

Утро было хмурым, но солнце пробивалось сквозь облака и со своей высоты явно о проходящих часах напоминало. Задул ветер, залопотали и зашумели пропорцы, словно многих птиц стая, что к полету вспархивает. А Нильфгаард как встал, так и стоял, аж все удивляться почали, почему бы это маршал Мэнно Коегоорн не дает своим войскам приказа выступать?

– Когда? – Мэнно Коегоорн оторвался от карт, окинул военачальников взглядом. – Когда, спрашиваете, я прикажу начинать?

Никто не отозвался. Мэнно поочередно взглянул на своих командиров. Самыми напряженными и встревоженными выглядели те, кому предстояло оставаться в резерве: Элан Трахе, командир Седьмой даэрлянской, и Кеес ван Ло из бригады «Наузикаа». Явно нервничал также Удер де Вингальт, адъютант маршала, у которого было меньше всех шансов принять активное участие в бою.

Те, кому предстояло ударить первыми, казались спокойными, более того – явно скучающими. Маркус Брайбан зевал. Генерал-лейтенант Рец де Меллис-Сток ковырял мизинцем в ухе, то и дело осматривая палец, словно и верно ожидал увидеть на нем что-то заслуживающее внимания. Оберштер [52]Рамон Тырконнель, молодой командир дивизии «Ард Феаинн», тихо посвистывал, уставившись в одному ему известную точку на горизонте. Оберштер Лиам аэп Муир Мосс из дивизии «Деитвен» листал свой неразлучный томик поэзии. Тибор Эггебрахт из дивизии тяжелых копейщиков «Альба» почесывал затылок концом хлыста.

– Атаку начнем, – сказал Коегоорн, – как только вернутся патрули. Меня беспокоят холмы на севере, господа офицеры. Прежде чем ударить, я должен знать, что там творится, за теми холмами.

Ламарр Флаут трусил. Трусил чудовищно, страх ползал у него по кишкам, ему казалось, что в утробе у него по меньшей мере дюжина скользких, покрытых вонючей слизью угрей яростно пытается отыскать лазейку, через которую можно было бы выбраться на волю. Час назад, когда патруль получил приказы и отправился на разведку, Флаут в глубине души надеялся, что утренний холод разгонит тревогу, что страх задушит рутина, отшлифованный ритуал, жесткий и суровый церемониал службы. Он ошибся. Теперь же, по прошествии часа и, пожалуй, пяти миль – далеко, опасно далеко от своих, глубоко, опасно глубоко на территории врага, близко, смертельно близко от неведомой опасности, – только теперь страх показал, на что он способен.

Они остановились на опушке пихтового леса, предусмотрительно не высовываясь из-за растущих здесь больших можжевеловых кустов. Перед ними, за полосой невысоких елочек, раскинулась широкая котловина. Туман стлался по верхушкам трав.

– Никого, – отметил Флаут. – Ни живой души. Возвращаемся. Мы уже, пожалуй, далековато зашли.

Вахмистр покосился на него. Далеко? Отъехали едва на милю. К тому же ползли, словно хромые черепахи.

– Стоило бы еще, – сказал он, – заглянуть за те холмы, господин лейтенант. Оттуда, думается мне, обзор будет получше. Далеко, на обе долины. Если кто туда тащится, мы не сможем его не заметить. Так как? Шмыгнем, господа? Тут всего парочка стае.

«Парочка стае, – подумал Флаут. – На открытой местности, будто на сковороде!» Угри извивались в животе, настойчиво искали выход из его внутренностей. Во всяком случае, один-то уж наверняка. Флаут определенно чувствовал, что угорь – на верном пути.

«Я слышал звон стремян. Фырканье лошади. Там, в сочной зелени, меж молодых пихточек на песчаном склоне. Что-то там пошевелилось. Чья-то фигура?

Нас окружают?»

По обозу ходил слух, что несколько дней назад кондотьеры из Вольной Компании напали из засады на разъезд бригады «Врихедд», взяли живым одного эльфа. Говорят, кастрировали его, вырвали язык, обрубили пальцы рук… А под конец выдавили глаза. Теперь-то, насмехались они, никаким манером ты не поиграешь со своей эльфьей подружкой. И даже не сможешь глянуть, как она забавляется с другими.

– Ну, господин лейтенант, – кашлянул вахмистр. – Сбегаем за холмы-то?

Ламарр Флаут сглотнул слюну.

– Нет, – сказал он. – Нельзя терять время. Мы убедились: здесь врага нет. Необходимо доложить командованию. Возвращаемся!

Мэнно Коегоорн выслушал рапорт, оторвал глаза от карты.

– По подразделениям! – приказал кратко. – Господин Брайбан, господин де Меллис-Сток. Наступать!

– Да здравствует император! – рявкнули Тырконнель и Эггебрахт.

Мэнно как-то странно посмотрел на них.

– По подразделениям, – повторил он. – Да осияет Великое Солнце вашу славу.

Мило Вандербек, низушек, полевой хирург, известный под прозвищем Русти-Рыжик, жадно втянул изумительную смесь запахов йода, нашатыря, спирта, эфира и магических эликсиров, заполнявших палатку. Он хотел насытиться этим ароматом – здоровым, чистым, невинным, незамутненным, незараженным и клинически стерильным – сейчас. Русти знал, что долго он таким не продержится.

Взглянул на операционный стол, девственно белый, и хирургические аксессуары – десятки инструментов, вызывающих уважение и доверие бесстрастным, грозным величием холодной стали, сияющей чистотой металла, порядком и эстетикой расположения.

При инструментах возился его персонал – три женщины. «Тьфу, – мысленно поправился Русти. – Одна женщина и две девушки. Тьфу еще раз: одна старая, хоть и прелестно выглядящая баба. И двое детей».