Иван Оченков - Смоленский поход

— Вот еще чучело! — сплюнул Ефим, — оно конечно всякое бывает, но до такого разора дойти это еще постараться надо! К тому же помещиков на смотр не всех зараз вызывают, так что можно хоть у соседей или родни было сброю занять, чтобы показать себя. А там может война или поход какой, глядишь и разживешься.

Тут пришел черед дядьки Ефима и он велел Федьке с Лукьяном не отставать. Подъехав и поклонившись боярину они стали слушать дьяка нараспев читающего что он должен выставить на службу.

— А сыну боярскому Ефиму Лемешеву быть на службе на коне в кольчуге и при саадаке и сабле, а с ним трем холопам в тягиляях и шапках железных при саадаках и саблями.

— Эва как, да ты Ефим паче положенного привел, — одобрительно прогудел боярин.

— Нет, боярин, — почтительно отвечал ему помещик, — я привел сколько мне расписано, однако сам видишь вои мои в кольчугах, да и помимо саадаков еще и огненный бой есть. А отрок сей дружка моего Семки Панина, в ополчении живот положившего, сын. Приехал верстаться на службу снаряженный и с холопом.

— Погоди сын боярский! — перебил дядьку Ефима дьяк. — Семке Панину надлежит быть в железной броне с саадаком и саблей и тремя холопами.

— А новик тебе в чем? — окрысился вдруг на дьяка боярин, разве полубойдана тебе не бронь? А что холоп у него только один, так Семка и холопы его погибли, я сам в том деле был и все видел. А отрок, несмотря на скудость и сам снарядился и холопа привел.

— Нельзя государеву делу проруху допускать, — продолжал упорствовать дьяк, а ну как поход, а у Панина боевых холопов недостача?

— Это у тебя, чернильная твоя душа, недостача! А мы свои долги кровью платим, — строго глядя на не уступающего дьяка проговорил боярин.

Неизвестно сколько бы еще они проспорили, но вдруг раздался какой-то шум и по рядам пронеслось: — «Государь пожаловал»! Прямо напротив Федьки остановился небольшой возок разукрашенный узорами и письменами в окружении нарядных воинов в белых кафтанах, на белых же скакунах. Несколько бояр наперегонки кинулись к возку и, открыв дверцу, вывели под руки из него какого-то молодого человека в богатой шубе.

— Кланяйся, дурья твоя башка, царь! — почти прошипел на новика дядька Ефим и вместе со всеми повалился в ноги.

Говорят, некоторым людям снятся хорошие добрые сны. Посмотрев эти сны, они просыпаются в прекрасном настроении и всем улыбаются. У меня иное дело, сны мне снятся всегда со значением, причем значение это не всегда понятно. Помню как-то матушка-герцогиня привиделась перед встречей и я смог ее узнать, а то бы конфуз приключился. Последнее время мне снится исключительно земский собор. Знать бы еще к чему? Может быть, чтобы намекнуть что все сделал не так? Не знаю. Но как говорится, делай что должно, и будь что будет!

Вообще-то я и так прекрасно помню все, что происходило на том соборе, но сны показывают мне все происходившее как бы со стороны. Вот Вельяминов тащит меня за руку к насмерть перепуганным боярам и митрополиту. Есть, конечно, люди и попроще, но они стараются жаться по краям и не отсвечивать. Вот дьяк объявляет собравшимся, что тянуть далее не получится и надо что-то решать. Бояре жмутся друг к другу и стараются сделать вид что их тут нет. Наконец Иван Никитич Романов не выдерживает и начинает говорить, постепенно возвышая голос почти до крика.

— Вот что люди, я вам скажу! Нет более времени думать, а посему предлагаю вам избрать на московский престол королевича Карла-Филипа! А покуда он из Швеции приедет, то пусть местоблюстителем царства побудет его родственник князь Иван Жигимонтович Мекленбургский. Он и воровским казакам нас в обиду не даст и державу не позволит разорять…

— Правильно, — начинают кричать сторонники шведского принца, и крик их постепенно подхватывают остальные, — Пусть царствует королевич, только сперва пусть православие примет!

— Послушайте меня, — поднимаю я руку, и шум мгновенно смолкает, — к великому моему горю, получил я известие о том что королевич тяжко заболел! Не ведаю, жив ли он сейчас, ибо от Стокгольма до Москвы путь не близкий. А потому король Шведский извещает вас, что брат его царем вам быть не сможет. О чем мне только что гонец его сообщил. Простите меня бояре, и ты Владыко, не думал я, что так дела сложатся…

Наступившая тишина настолько осязаема, что ее, кажется, можно резать ножом. Вот ко мне подходит с серьезным лицом Вельяминов и начинает что-то говорить… и тут я просыпаюсь от того что возок остановился. Открываются двери, и мое царское величество под руки выводят из возка самые знатные из случившихся на поле бояр. После ночного бдения в монастыре спать хочется невозможно, но я стряхиваю с себя оцепенение. Сейчас бы снегом умыться, сразу бы полегчало, но невместно. Еще хочется погнать пинками обступивших меня бояр, но тоже нельзя. Пока нельзя.

— Коня!

— Коня государю! — кричит во все горло Никита Вельяминов и мне подводят статного аргамака.

Расстегнув богатую соболью шубу крытую драгоценной парчой, вскакиваю в седло, проигнорировав пытавшихся меня подсадить бояр. На коне я чувствую себя куда лучше, чем в наглухо закрытом от внешнего мира возке. То есть в нем, конечно, имеются окошки, но они забраны тканью сквозь которую ничего толком не видно, а открывать занавески невместно, да и самому не хочется смотреть на мир украдкой. Вместо привычного рейтарского камзола на мне теперь надет нарядный зипун из тонкого сукна подбитый ради холодного времени мехом. Одежду теперь хочешь-не хочешь надо носить русскую, но это полбеды. Отвечающие за мое платье постельничьи и стряпчие так и норовят одеть своего царя как попугая. Перед поездкой в монастырь мне на полном серьезе предлагали сочетание из ярко-желтого зипуна, небесно-голубых портов, красных сапог и все это с зеленым шелковым поясом и красной же шапкой. Причем все это хозяйство максимально украшено золотым шитьем и прочими излишествами. Пришлось сдвинуть брови и строго глядя на ставшего главой постельничьего приказа Шереметьева напомнить ему, что еду я не куда-то, а на богомолье. Только так удалось настоять на более скромном варианте, выдержанном в темных тонах. Вообще, конечно, лучше Шереметьева на это место никого не найти. Сидя вместе с поляками в осажденном кремле он сделал все, что бы сохранить царские сокровища и вполне в этом преуспел. Кроме того именно он руководил поисками того что ляхи припрятали перед сдачей и тоже много чего нашел. К вящему моему сожалению сохранил он и немалое количество царских носильных вещей, оставшихся от прежних самодержцев, которые перманентно пытается на меня напялить. По хорошему, вещи царю должны шить новые и никому другому их носить не полагается, кроме, разве что, какого-то количества специально сшитых кафтанов и шуб предназначенных для награждения особо отличившихся. Однако молодой государь скромен и бережлив и сразу повелел копеечку экономить и на пустяки не тратить.