Иван Оченков - Смоленский поход

— Твоя школа? — вопросительно повернулся я к Михальскому, — сам то попросишь чего, или тоже будешь политес разводить?

— Да где мне, — улыбнулся Корнилий, — это вот Федя из молодых, да ранний, а мне чем пожалуешь, то и ладно!

— Ох, разорите вы меня скромники! Будь по-вашему, награжу как сам пожелаю, только чур не обижаться. Пленника сего велю содержать прилично его роду и титулу. Все же не каждый день «имперские князья» [30] Радзивилы стали имперскими князьями примерно за сто лет до описываемых событий. То есть для Никлотичей они выскочки. в плен попадают.

Едва устроившись в крепости, я велел казакам отправляться на разведку. То что вокруг должны быть польские отряды, это к бабке не ходи. Не хватало еще, чтобы меня так же подловили, как я их. С той же целью стрельцы были направлены на ремонт старых и строительство новых укреплений. Я планировал устроить в Вязьме базу или как их сейчас называют — магазины. Я сам видел, что окрестности вокруг Смоленска разорены, так что если осада затянется, все припасы придется откуда-то тащить. Из Вязьмы всяко лучше чем из Москвы. Местные жители также были привлечены к работам, беда только что осталось их в древнем городе совсем немного. Смута стала для него настоящей катастрофой, в посаде уцелело всего едва ли полторы сотни дворов. Впрочем, те кто выжили, отличались бойкостью и предприимчивостью. Буквально на следующий день ко мне как бы невзначай подошли городские обыватели ломая шапки. Дескать, царь батюшка уж как мы рады что вы нас освободили, а вы точно с шведским королем родня, а то у нас торговля стоит, капиталы не работают. Особую пикантность здешним капиталистам придавало то что один из них был босиком, а второй хотя и в лаптях, но в невозможно драных портах. Моя охрана, понятное дело, этих оборванцев близко ко мне не пропускала, так что сей взволнованный спич, я услышал издалека. Подивившись на бойкость наглых вяземских чичероне, я велел передать что приму лучших людей завтра и если у кого дельные мысли по поводу торговли пусть приходят. Сказав все это, я занятый ворохом разных дел, разумеется, и думать забыл о торговых прожектах местных негоциантов. Каково же было мое удивление, когда поутру мне доложили что городские купцы, откликнулись на зов, и смиренно ожидают моего милостивого внимания. Хмыкнув, я устроился на походном троне, таскать который за собой было еще одной обременительной необходимостью, и велел звать посетителей. Люди, вошедшие по моему зову были уже знакомы, а вот одежда на них определенно нет. Убранство бухнувшихся в ноги купцов наводило мысли если не о богатстве, то уж о достатке совершенно точно.

— Хорош, бородами половицы мести, говорите кто такие и зачем пожаловали.

— Купцы мы здешние государь, — странным образом не перебивая друг друга, зачастили давешние оборванцы, — холопы твои верные, Федька Ермолин, и Матюшка Скоков. А пришли потому что звал ты нас давеча, неужто запамятовал?

— Царь ничего не забывает, — заявляю я негоциантам, строго сдвинув брови, чем тут же повергаю их обратно на пол, — царь может об иных своих многотрудных делах задуматься. А купцов, верно, звал — хотел о торговых делах поговорить…

— Надежа государь, кормилец, как солнце ясное обогрел ты нас своими словами. Пропадаем, государь, разорила нас вконец смута проклятая, да война. Скоро последнего достояния совсем лишимся. Сколь годов товары никуда не возили, а оттого и денег нет на подати…

— Стоп, стоп, стоп, купцы. А если у вас денег даже на подати нет, откуда же вы на товары их возьмете и чем торговать станете?

— Надежа, если война прекратится и торг начнется, то и товар найдется. У купца главный капитал имя его. Если имя есть то и торговля будет, а если нет имени, то и деньги могут не помочь.

— Понятно, тогда слушайте сюда, летом уговорились мы о встрече в Новгороде с братом нашим шведским королем. И я мыслю с собой взять не только бояр, да дьяков, но и купцов. Чтобы предложить шведской короне вместо войны торговлю. Что можно в Швеции закупить я знаю, а что вы можете такого предложить, с тем чтобы купцы шведские всю плешь своему королю проели, но уговорили на мир с державой нашей?

— Радость какая, государь-надежа, раз уж просишь нас послужить, так мы наизнанку вывернемся, а послужим. А товар найдется, посуди сам. Земля у свеев не больно хорошо родит, а у нас хлеб! А еще мед, кожи, воск, сало они хорошо берут. Да мало ли!

— То что товар есть это хорошо, вот только слышал я от негоциантов иноземных, что купцы русские к обману склонны. Чуть, говорят, недоглядишь за вами и вы вместо хорошего товара норовите всякую дрянь подсунуть. То гнилое, то цвелое, то еще чего!

— Поклеп, государь! Не верь иродам иноземным, врут проклятущие!

— Ну поклеп, так поклеп, только учтите, привезете какую-нибудь неподобь не помилую!

— Да нешто мы без понятия государь, само собой на первый раз то товар наилучший… — затарахтел Скоков, пока выпучивший глаза Ермолин не наступил ему на ногу.

— Вот и я об этом купцы!

Посланные на поиск неприятеля казаки не подкачали и довольно скоро обнаружили рыскавший в окрестностях Можайска отряд хорунжего Мотылевского. Получив известие о выходе войск Черкасского, бравый хорунжий не стал ждать неприятностей и отступил к Вязьме. Тут бы пану Мотылевскому и пропасть со своим отрядом, но хитрый поляк как то почуял опасность и, не доходя полпути до города, резко повернул на север к Ржеву. На его несчастье смелый маневр не остался незамеченным и карауливший каждый его шаг Михальский собрал всех кого смог и двинулся следом. Получив сообщение Корнилия, я задумался. По донесениям лазутчиков у пана Мотылевского было четыре хоругви, то есть от пятисот до восьмисот сабель. В захваченном поляками Ржеве тоже был небольшой вражеский гарнизон. А у Михальского под рукой кроме его хоругви, максимум пара сотен казаков. Бывший лисовчик нашел бы конечно способ пощипать пана Мотылевского, но вот разгромить его не смог бы ни при каких условиях. Выпускать же поляков, казалось уже бывших в руках, не хотелось совершенно. Мысль о том что бы рвануть вдогонку с драгунами и рейтарами, казалась все более соблазнительной, но вот куда хорунжий поведет свой отряд?

Среди вяземских помещиков помогавших отбить свой город у оккупантов выделялся бывший стрелецкий сотник Петр Казарин. Вельяминов помнил его еще по ополчению, и когда возник вопрос кого назначить временным воеводой в освобожденной Вязьме, указал на него. Так у ж случилось, что послание от Корнилия я получил как раз тогда, когда верный Никита привел ко мне бывшего сотника. Исполнявший роль секретаря Матвей Сомов, пожалованный перед самым походом в дьяки, повинуясь моему взгляду, прочитал сообщение вслух. Пока мое величество думало, прочие почтительно молчали. Наконец, ничего не надумав, я выразительно посмотрел на приближенных.