Джон Норман - Скитальцы Гора (ЛП)

— Ты любишь его с того самого момента, когда впервые увидела его в «Кривом тарне».

— Чушь! — воскликнула рабыня.

— Ты влюбилась в него, несмотря на то, что он презирал тебя, отверг и унизил тебя, а может быть и благодаря этому. Уверен, Ты уже тогда захотела стать его рабыней.

— Чушь, — прошептала женщина.

— Ты сразу захотела стать беспомощным объектом его мужественности, его животной силы и страсти, его власти.

— Не надо так шутить со мной, — простонала Темиона.

— Пока Ты смотрела, как он обращался с рабыней, я следил за тобой. Для меня не стала секретом твоя ревность, и твоя жажда оказаться на её месте. Я даже смог почувствовать запах твоего желания.

— Пожалуйста, — взмолилась женщина.

— Тебе ведь было жаль, что это не Ты оказалась в его руках? — поинтересовался я.

— Не надо, пожалуйста, — испуганно пролепетала рабыня.

— Уже тогда Ты хотела носить его цепи, быть объектом приложения его плети, полностью принадлежать ему, принадлежать в самом полном смысле этого слова. Принадлежать так, как женщина может принадлежать мужчине, беспомощно, безнадежно и самоотверженно, как бесправная рабыня. Полностью.

Темиона не сводила с меня поражённых испуганных глаз. Она с трудом проталкивала воздух в грудь. В ужасе она прижала ко рту свою маленькую нежную руку.

— Именно поэтому таким блестящим был твой показ на параде рабынь, и именно поэтому, уже после парада, Ты выступила куда дольше и ярче, чем мог бы потребовать от тебя твой фактический хозяин Филеб в данной ситуации. Ты изо всех сил пыталась обольстить курьера, зажечь в нём искушение завоевать тебя. Фактически Ты языком тела умоляла его купить тебя, как рабыню, которой Ты, собственно и была. Ты упрашивала его связать тебя, увести на поводке в его палатку и взять там. Вы умоляла его сделать тебя своей, и только своей.

Темиона склонила голову, спрятала лицо в ладошках и тихонько захныкала.

— Даже в тот момент, когда Ты ещё формально была свободной, Ты уже обратилась к нему «Господин», — напомнил я ей.

Маленькие плечи женщины задрожали.

— Не плачь, — постарался успокоить её я. — Это — естественно и хорошо, что Ты жаждешь владельца. Твоя жизнь не будет полна, пока у тебя не будет его.

— Почему Вы говорите мне такое? — спросила она, поднимая голову и глядя на меня красными от слёз глазами. — Вы даже рисковали своей жизнью, чтобы защитить меня, когда он собрался избить меня.

— Признаться, я не думаю, что он собирался бить тебя, — ответил я, — хотя и нисколько не сомневаюсь, что он будет способен на это, и ни на мгновение не проявит при этом нерешительности, если ему покажется, что Ты того заслужила, или если ему захочется это сделать.

— Тогда почему же Вы вмешались? — спросила она, озадаченно глядя на меня. — Ведь тем самым Вы привлекли к себе внимание. Вы же не могли не понимать, что после того, что произошло между вами в прошлом, он мог вас опознать, и тем самым Вы подвергаете себя большой опасности.

— А разве трудно догадаться? — поинтересовался я.

— Наверное, чтобы защитить меня, — предположила рабыня.

— Нет, конечно, — отмахнулся я, от такой глупости.

— Тогда почему? — спросила она, и в её взгляде проступило неподдельное любопытство.

— Просто, Ты обслуживала меня, — спокойно объяснил я.

— Но ведь Вы именно это и сказали тогда, — заметила Темиона.

— Потому, что это было главной причиной, — пожал я плечами.

— Только по причине такой малости, — удивилась она, — просто, ради соблюдения права очерёдности?

— Конечно, — кивнул я.

— Неужели Вы рисковали столь многим ради такого ничтожного вопроса, как честь? — удивлённо спросила рабыня.

— Когда речь заходит о чести, то здесь не может быть ничтожных вопросов, — прорычал я. — Повернитесь. Голову в землю. Руки на затылок.

Произошедшее далее, с моей точки зрения, можно было считать забавным развлечением.

Позже, отдышавшись, я аккуратно уложил ещё постанывавшую невольницу на бок и, осторожно заведя её руки за спину, скрестил ей запястья. Она вывернула шею так, чтобы можно было видеть меня всё то время, что я связывал ей руки небольшим обрезком пеньковой верёвки.

— Я связал тебя, чтобы твой хозяин, или любой другой, кто найдёт тебя, решил, что Ты была использована, будучи полностью беспомощной, — пояснил я, и подтянув её лодыжки вверх, скрестил их и привязал к уже связанным запястьями.

Женщину начала колотить дрожь, с которой она ничего не могла поделать.

— Но я же действительно была беспомощна, — осторожно сказала она.

— Ты даже беспомощнее, чем можешь себе представить, рабыня, — усмехнулся я. — Просто твоя истинная беспомощность является не следствием таких мелочей, как кусок пеньковой верёвки, служащий лишь для того, чтобы удерживать тебя в положении, желательном для клиента и в течение определённого периода времени, она результат твоего состояния, твоей неволи.

Из глаз рабыни потекли слезы понимания, оставляя мокрые блестящие дорожки на щеках. Она закусила губу, стараясь удержаться и не разрыдаться.

— Ты принадлежишь, — добавил я. — Ты — собственность. Вы объект желания других.

Темиона всё же не выдержала и зарыдала. Возможно, именно в этот момент она с куда большей ясностью, чем прежде, осознала, что такое истинная беспомощность рабыни, которая может быть взята где и когда угодно, по желанию другого, что она может быть куплена и продана, что она может стать имуществом любого, у кого есть желание и средства.

— Сколько твой владелец берёт за пагу и за использование девки? — осведомился я.

— Один медный тарск, — ответила она, и я положил монету на ковёр подле её тела.

После этого я, покопавшись в своём мешке, извлёк две полоски ткани.

— Вы завяжете мне рот, — догадалась Темиона.

— Так будет лучше, в том числе и для тебя самой, — пояснил я.

Сложив один лоскут несколько раз по вдоль, я положил получившийся жгут рядом с её лицом. Второй кусок я скомкал в тугой шарик, который затолкнул ей в рот. Расширившись там, комок заполнил всё свободное пространство, лишив рабыню издавать какие-либо звук кроме чуть слышного мычания. Заготовленным заранее жгутом я закрепил кляп на месте, завязав тугой узел у неё на затылке.

Не сводя с меня своих заплаканных глаз, невольница покрутила головой и подёргала конечностями, пробуя на прочность узы, словно в надежде освободиться. Как соблазнительно она выглядела в этот момент! Мне даже понадобилось сделать над собой определённое усилие, чтобы оторвать взгляд от такого зрелища.

Задув лампу, и внимательно осмотрев сквозь щели в занавеске пространство вокруг палатки, я оставил рабыню в одиночестве. Улыбнувшись, а вспомнил медную монету, что осталась лежать на ковре в палатке, подле связанной рабыни. Это было правильно и полностью соответствовало её статусу, а кроме того я заплатил за пагу и за её использование.