Дем Михайлов - Изгой. Кровь и пламя

– И снова – боюсь, не знаю что сказать…

– А и не надо. Я лишь хотел выговориться, – открыто признал священник, вновь беря флягу и делая большой глоток. – Иногда мне кажется, что я растратил свою жизнь зря. Но порой вспоминаются лица спасенных людей, и чувство тоски отступает. Я веду речь к тому, что больше не считаю себя священником, Корне. Меня не отлучили от Церкви, не лишали сана, но выполнять их приказы я больше не собираюсь. Ибо нет во мне доверия к их словам.

– Вы кому-нибудь еще это говорили, отче?

– Нет. А что?

– И не говорите, – попросил я. – Люди обрадованы возвращением сурового, но справедливого священника. Пусть так и остается.

– Это звучит мудро, – кивнул старик. – Многие нуждаются в согревающих душу ободрениях. Многие нуждаются в исповеди. И раз меня не лишили сана, я все еще остаюсь священником, хотя мои устои заметно поколебались. В свое время вера спасла меня, спасает и сейчас. Почему мы остановились?

– Мой дом! – радостно осклабился Тикса, указывая на совершенно пустой участок, находящийся промеж двух домов.

Впрочем, не совсем пустой – внутри имелась каменная лежанка, сложенный из камней невысокий стол и несколько хорошо обтесанных камней в качестве стульев. На лежанке имелось одеяло и несколько шкур.

– Это и есть твой дом? – оценив представшую взору картину, осведомился я.

– Да! Хороший дом! Кровать есть, стол есть! И шкаф есть!

Точно, за лежанкой спрятался сложенный из каменных плит шкаф с тремя полками, наполненными всякой всячиной. Какие-то камешки, глиняная посуда, наконечники для стрел и еще много-много чего.

– А стены? Крыша?

– Нету! – развел руками коротышка. – Я еще не женат! Дом строить некому.

– Весело вы живете, – признал я. – Точно… дома-то у вас жены строят.

– Снимать обувь! – потребовал гном.

– Это еще зачем?! У тебя дома нет!

– Это дом! Хороший дом! Если обувь не снимать – хотя бы вытирать! Вот половичок!

Тщательно вытерев ноги о действительно обнаружившийся у едва намеченного входа половичок, мы вошли «внутрь». Строго тут у них… нет ни малейшего уединения для холостых гномов, перешагнувших подростковый возраст. Четкое разделение по статусам. Хочешь собственный дом – женись. А если не думаешь о продолжении рода, то и дом тебе не нужен, хватит каменной лежанки и пары звериных шкур. Суровая правда жизни…

Тикса хлопотал, как радушный хозяин, ничуть не смущаясь отсутствием стен и прочих непременных атрибутов жилища. Нас усадили на стулья, на столе появилось несколько мисок и три кружки. Сноровисто орудуя ножом, гном быстро нарезал ломоть вяленого мяса, добавил пару лепешек и разлил по кружкам гномью брагу. Можно приступать к скромной трапезе. Чем мы и занялись, не забывая о разговоре. Вернее, я больше слушал отца Флатиса, сегодня оказавшегося неожиданно разговорчивым.

Неспешно пережевав волоконце мяса, священник продолжил ненадолго прерванный разговор:

– Все изменилось. Обросший щупальцами ледяной мертвец всеми силами защищает людей от нежити и шурдов. А светлые священники осознанно примыкают к приспешникам тьмы, начиная творить страшное зло. Скажи мне кто подобное лет двадцать назад, я бы приказал казнить его за столь еретические безумные слова. Теперь же эти слова слетают с моих собственных губ. Воистину, мы живем в ужасные времена, Корне.

– Не буду спорить, – пожал я плечами, в свою очередь, подхватывая кусочек мяса и отправляя его в рот.

– Здесь не с чем спорить. И не о чем говорить. Я стал стар и брюзглив, совсем как те деревенские старики, над которыми мы любили подсмеиваться втихую и беззлобно, когда были детьми…

– Не думаю, что деревенские старики успели уничтожить столько нежити и прочей тьмы за свою жизнь, – заметил я. – Мечом, огнем и верой.

– Мечом, огнем и верой, – повторил отец Флатис. – Девиз ордена Искореняющих Ересь. Не знал, что ты его знаешь.

– Просто всплыло в памяти, – признался я. – Словно выползло из какого-то темного закоулка души.

– Это хорошо, что ты вспомнил про свою душу. Именно о ней я и хотел с тобой побеседовать, Корне. О твоей бессмертной душе. На самом деле бессмертной, это не просто красивые слова, взятые из сочинения богослова. В отличие от тела, от бренной оболочки, душа существует вечно. И для тебя, Корне, это означает долгие годы, наполненные мучениями.

– Вот тут я несколько недопонял, отче, – удивленно произнес я. – Пророчите мне попадание в ад?

– Хуже! Гораздо хуже! – буркнул старик. – Тебе нет ходу ни в ад, ни в рай! Ведь ты уже умирал, верно?

– Было дело, – кивнул я, начиная понимать, куда клонит старый священник.

– И тебя вернули. Потому как нет места твоей душе ТАМ. Я могу поверить, что душа вернулась из ада или рая. Так уже случалось. Тот же Риз Мертвящий скорбный тому пример – при помощи темной магии некромантии можно вырвать оттуда душу и при помощи мерзких ритуалов вселить в тело другого человека. Так было и с тобой, когда душа незнакомца была помещена в тело юного барона Кориса Ван Исера. Тем незнакомцем был ты… и раз уж после смерти твою душу не приняли, то возникает лишь один вопрос – откуда же ты взялся? Душа твоя пришла не из ада, не из рая… но откуда?

– Я не знаю. Либо знаю, но не помню. Память моя еще не вернулась, она словно бы повреждена, и я никак не могу воскресить свои истинные воспоминания.

– Вот! – мне в лицо уткнулся сухой палец священника. – Верные слова! Твоя память повреждена, Корне! Она словно бы выжжена, словно бы стерта, но еще не до конца, ведь изредка ты вспоминаешь и говоришь странные и никем ранее не слышанные слова. Например, словечко «сталагмит», коим ты нарек эти светящиеся каменные сосульки, – священник кивнул на величественные каменные колонны, покрытые светящимся мхом.

– Вуоллон, – тихонько пробубнил Тикса, видимо, называя созданные природой колонны на гномьем языке.

– Прошли долгие месяцы после твоего появления здесь. Ты был ранен, затем выздоровел, снова получил ранение, умер, воскрес, превратился в ледяную нежить, избавился от своего страшного недуга, но ты так ничего и не вспомнил… – помолчав, священник спросил: – Что ты знаешь о том, куда душа отправляется после смерти тела?

– В раю прекрасные гурии и цветущие сады, – пожал я плечами. – В аду огонь и котлы с кипящей смолой, где варятся грешники.

– Это лишь сказка для мирян! – отмахнулся отец Флатис. – Но в ней есть изрядная доля правды. В аду – страдания и ужас. В раю – бесконечная радость. А на самом деле это все едино!

– Рай и ад едины? Святой отец, а вы случаем с гномьей брагой лишку не хватили? – изумился я.

– Слушай! Я пытаюсь донести до тебя свои мысли о твоей бессмертной душе! И не учи меня пить! Уж хмельного я побольше твоего выпил в своей жизни!