Елена Корджева - Силы небесные

После того, как все эти люди вдосталь навосторгались достигнутым успехом, Стефана отвезли обратно в палату, где он, накормленный теперь уже настоящей курицей, снова уснул.

Еан же вновь отправился изучать планету, упоминания о которой на родине не пользовались популярностью. Изучать, сопоставлять и думать.

С утра врач разрешил Стефану принимать гостей, и Еана отвлек громкий возглас «Мама!», которым тот приветствовал вошедшую в комнату даму с выкрашенными в ярко-огненный цвет волосами и стремительно бросившуюся обнимать попавшего в беду ребенка.

«Мама, она и есть мама», – подумал Еан, вспомнив, как маленьким он свалился, не удержавшись в седле, с испугавшегося чего-то зирга, а его собственная мать, совершенно позабыв о статусе первой леди, бежала к нему на помощь. Улыбнувшись про себя, он снова отдалился, чтобы проявить деликатность и не мешать Стефану наслаждаться материнским вниманием.

Возвращение оказалось омрачено ощущением мрачной безнадежности: посторонних в палате не было, но пациент изменился до неузнаваемости. Внешних изменений не заметил бы ни один посторонний человек, но Еан-то посторонним в настоящий момент точно не был. Пожалуй, никто в целом мире не знал сейчас Стефана лучше, чем он. Ну, за исключением, конечно, самого Стефана. А тот был не похож сам на себя. Еще утром излучавший радость, сейчас его новый друг впал в оцепенение, полностью закрывшись от любого контакта с окружением.

– Как дела? – Еан мог поклясться, что вопрос услышан, однако ответа не последовало.

«Ну что же, не впервой», – вздохнул он, вспоминая, как долго тренировали его в Центре подготовки капитанов именно по части улаживания всевозможных эмоциональных срывов в команде. Как бы ни готовили каждого члена команды, как бы ни проверяли на психическую устойчивость, алеоты, да и не только они – то же самое можно было сказать почти о любой расе галактики, – оставались подверженными эмоциям. И в условиях дальнего космоса, когда помощи извне ждать не приходится, для сохранения работоспособности всей группы капитан должен уметь справляться с подобными расстройствами собственными силами. От всякого рода химических препаратов пришлось отказаться еще несколько тысячелетий назад: оказалось, что лекарства хоть и блокировали негативные эмоции, но превращали дееспособного члена команды в обузу. А потому одним из обязательных требований к капитану являлось умение улаживать расстройства на ментальном уровне.

«Ну вот, поздравляю, – обратился он сам к себе. – Хоть ты пока лишен собственного тела и команда у тебя всего из одного человека – ты снова капитан. Давай, принимайся за дело!»

И он взялся за работу.

Стефан, конечно, не подозревал, с каким специалистом имеет дело, и упорство, с которым он пытался спрятаться от проблемы, выглядело детской попыткой, справиться с ней не составляло большого труда. Вскоре Еан с удовлетворением наблюдал, как оцепенение сменилось бурно хлынувшими слезами.

Поток рыданий потихоньку иссяк, и наконец в поле видимости появилась причина расстройства: перед мысленным взором обоих пошли образы, которые память Стефана выдавала с невероятной быстротой. В каждой картинке, в каждом эпизоде присутствовало одно и то же лицо.

– Кто это?

– Николь, – прозвучал ответный полувздох-полувсхлип.

Чувства эстетики Еану более чем хватило, чтобы определить: перед ним – настоящая красавица. Уж очень гармонично сочетались между собой все детали ее высокого стройного тела, начиная с удлиненного лица с небольшими, но выразительными скулами, обрамленного свободно падающими на плечи прямыми почти белыми волосами – до длинных, совершенной формы конечностей, обеспечивающих струящуюся пластику движения. Глаза – большие, пронзительно голубого цвета – смотрели прямо, очевидно свидетельствуя о наличии характера.

По всей видимости, расстройство Стефана вызвало нечто, связанное с этой красавицей. Судя по содержанию картинок, их с девушкой связывали более чем нежные отношения, и Еану не пришлось ломать голову в догадках. «Надо же – ломать голову», – усмехнулся он, удивляясь столь явному несоответствию его нынешнего положения с устойчивой фразой, вылезшей так некстати. С другой стороны, ни разу ему не доводилось слышать, чтобы хоть кто-нибудь оказывался в его положении, а потому, вероятно, во всех остальных случаях у того, кто ломал голову, эта самая голова, по крайней мере, была.

Итак, Николь являлась, по меньшей мере, сексуальным партнером Стефана и играла в его жизни очень большую роль. Так что же такое случилось, чтобы парень настолько потерял контроль над собственными чувствами?

Разгадка оказалась банальной до невозможности. «Неужели в каждой цивилизации обязательно повторять одни и те же ошибки», – мелькнуло непрошеное сравнение. В одной из картинок всплыло письмо, которое красотка, по-видимому, не отважившись прийти лично, а возможно, просто не желая тратить время, передала возлюбленному («Да нет же, бывшему возлюбленному», – поправил себя Еан) с его матерью.

Стефан – а вместе с ним и Еан – вновь перечитывали короткое послание:

«Дорогой Стефан.

Мне очень жаль, что с тобой случилась такая неприятность.

Ты, конечно, герой, но ты же сам понимаешь, что в своем теперешнем состоянии никак не можешь быть мне полезен.

Я не думаю, что есть смысл продолжать наши отношения.

Фрау Амалия сказала, что ты в коме и неизвестно, очнешься ли.

На тот случай, если ты очнешься, я передала с ней письмо.

Надеюсь, ты не слишком расстроился. В конце концов, если ты все же придешь в себя, тебе все равно придется привыкать к новому образу жизни.

Удачи.

Николь».

Еан считал себя достаточно закаленным в области взаимоотношений с противоположным полом, но даже его захлестнула волна отвращения к цинизму, сквозившему в каждой строчке: «Надо же – неприятность! Да если бы не мое вмешательство, парень до конца жизни оставался бы прикованным к постели. И это она называет неприятностью!»

Пожалуй, Стефану было от чего впасть в отчаяние.

С другой стороны…

– С другой стороны… – Еан решил брать быка за рога. – С другой стороны, она ведь не знает, что ты очнулся.

– Знает. Мама ей сказала.

– И что?

– И ничего. Она сказала, что все уже для себя решила и не хочет подавать ложных надежд.

– Понятно. А ты? Ты чего хочешь?

– А что, ты можешь ее вернуть?

В голосе Стефана явственно прозвучал сарказм, и это было хорошо.

– Вопрос не в том, что я могу, а что – нет, а в том, чего хочешь ты. Что ты сам для себя считаешь правильным? Возможно, она изменит мнение, когда узнает, что уже через пару недель ты и думать позабудешь о переломанных костях. – Еан не стал добавлять, что впереди долгий период восстановительных тренировок.